Переживает своего рода подъем, особенно в Новгороде Великом, Пскове и Тобольске. Перестав быть официальными, областные летописи возвращаются к старым, традиционным формам и в то же время в них проникает простой разговорный язык, фольклор, рассказы очевидцев. Новгородские и Псковские летописи этого времени стоят на стороне мелкого люда против «властителей». Среди прочих особенно выделяются Уваровская, Забелинская и Погодинская летописи. Развитие городского летописания сопровождалось появлением новых летописных скрипториев (мастерских) как в Москве, так и в Астрахани, Архангельске, Устюге Великом, Вологде, Холмогорах, Ростове, Костроме, Нижнем Новгороде, Тамбове. Летописанием занимались дворяне, монахи, приказные подьячие и церковные дьячки, горожане, стрельцы, казаки и даже крестьяне. Исследования последних десятилетий позволили опровергнуть мнение об «угасании» русского летописания к концу XVI столетия. В трудах академиков М.Н. Тихомирова и Л.В. Черепнина, крупных ученых А.Н. Насонова, А.А. Зимина, В.И. Корецкого, В.И. Буганова, С.Н. Азбелева, К.Н. Сербиной, А.П. Богданова и многих других убедительно доказывается, что летописная деятельность в конце XVI и XVII вв. значительно расширяется, в последней четверти XVII в. происходит эволюция русского летописания, продолжающаяся и в XVIII в. Летописные центры официального характера объединяли творческие силы окружения российских патриархов и служащих Печатного двора. Помимо Свода 1652 г., исторических компиляций и сводов 70-90-х гг. XVII в., здесь были созданы оригинальные летописи, посвященные древним и современным событиям - Мазуринский летописец, Летописец 1686 г. Сибирское летописание В XVII в. возникает особая литература о Сибири (Есиповская и Строгановская летописи), которые содержат исторические и географические описания Сибири. Однако следует отметить, что одно из первых русских описаний Сибирской земли было составлено в конце XV столетия. Это - «Сказание о человецех незнаемых в Восточной стране» - первое полуреальное описание сибирских народов, которые собирательно называются в нем «самоедь». В действительности речь идет о ненцах, хантах и манси. Всего перечислено девять видов «самоеди», и каждый раз сообщается об их образе жизни, промыслах и товарах, которыми они располагают. Сказание сохранилось в четырнадцати русских рукописях конца XV- первой половине XVIII столетия, а также в переводе англичанина Ричарда Джонсона (около 1560 г.). Б настоящее время учеными обсуждаются две кандидатуры на индивидуальное авторство вестей «О незнаемых человецех»: слуга пермского епископа Филофея Леваш и холмогорский купец Федор Товтыгин, Несомненно одно, что книжник, оставивший нам описание Восточной страны, уже довольно много знал о далеких народах за Камнем и, вероятно, имел собеседников - «самовидцев», этой страны. К 1672 г. относится чертежное описание - «Список с чертежа Сибирскыя земли», в 1663 г. составлено «Описание новые земли, сиречь Сибирского царства». В описания также проникал фольклор, местная легенда, предания и т.д. В 1621 г была организована Сибирская архиепископия, где архиепископ Киприан Старорусенков составляет синодик, в основе которого были «казачьи» написания и татарские записки. Первые сибирские летописи отличаются большой пышностью слога, риторическими оборотами, вымышленными диалогами и содержат описание Сибири, торжественное введение и заключительную часть о торжестве христианства в Сибири, которая была раньше местом «вогнеждения» зверей и «водворения» сиринов, а стала прибежищем христианства. Особое место в Сибирских летописях занимает прославление Ермака и его казаков. Основная цель Строгановской летописи - доказать участие Строгановых в покорении Сибири. Казацкое происхождение Сибирских летописей способствовало постепенному обрастанию их фольклорными темами. Строгановская и Есиловская летописи получили широкое распространение, многократно переписывались и постепенно утрачивали свой официальный характер. 31 Выдающаяся роль в распространении знаний о Сибири принадлежит Семену Ремизову. В конце XVII в. он составляет чертеж всей Сибири, в 1701 г. - Атлас Сибири, рисует портреты «российских державцев», составляет этнографическую карту Сибири и «Историю сибирскую». Последняя представляет собой ряд небольших статей, каждая из которых надписана над определенной иллюстрацией, выполненной самим Ремизовым. В качестве канвы была использована Емловская летопись, дополненная многочисленными устными татарскими и русскими преданиями, песнями и плачами. Позднее в Ремизовскую «Историю» была вплетена Кунгурская летопись, которая была найдена С. Ремизовым в 1703г. в Кунгурском уезде. Это почти единственный памятник казачьего летописания. Составлена летопись сжатым, простым, точным и отчасти приказным языком. К концу XVII в. относится историческая повесть о завоевании Сибири Ермаком, включенная в «Описание Новые земли Сибирского государства», составленная, вероятно, в Москве, в Сибирском приказе. Повесть включает в себя различные народные рассказы о сибирском походе Ермака. Исторические, географические и этнографические сочинения о Сибири явились одним из самых популярных чтений русского читателя. Посольский приказ В XVII столетии расширился не только круг авторов, но и круг учреждении, занимавшихся рукописным делом. Помимо монастырей, одним из таких учреждений, в стенах которого составлялись исторические книги, был Посольский приказ. Среди лиц, возглавлявших его, выделяются такие известные и высокообразованные деятели, как Иван Тарасьевич Грамотин, Петр Алексеевич Третьяков, Алмаз Иванов, Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, Артамон Сергеевич Матвеев, Василий Васильевич Голицын, Емельян Игнатьевич Украинцев. Это о них подьячий Посольского приказа Г.К. Котошихин писал в XVII в.: «...хотя породою бывает меньше, но по приказу и по делам выше всех». Посольский приказ был не только учреждением, осуществлявшим внешнюю политику Российского государства. Постепенно он превратился в своего рода культурный центр страны. В нем работала большая группа переводчиков, толмачей, сюда стекались многочисленные сведения о событиях за рубежом. Здесь находился архив и большая библиотека с печатными и рукописными книгами, географическими картами, хранилось немало различных художественных произведений иностранных живописцев и золотописцев. Б стенах приказа зародилась мысль о необходимости составления трудов по истории страны, которые отражали бы величие России и утверждали ее международный авторитет. Во второй половине XVII в. здесь составлялись исторические и переводились иностранные сочинения, содержавшие сведения по русской истории, внешним связям, а также книги об избрании на царство и родословные московских государей. Особую известность получил «Титулярник». С 20-х гг. XVII в. при Посольском приказе регулярно переводились и распространялись так называемые летучие листки (или вестовые письма) - донесения о важных международных делах. На их основе появилась первая газета для царя и Боярской думы - «Куранты». В ней содержались сведения о военных и политических событиях в других странах, о международных переговорах, рассказывалось о необычных происшествиях (пожары, стихийные бедствия), помещались различного рода притчи. Материалы для газеты поставляли приезжавшие из-за границы русские и иноземные дипломаты, купцы, монахи- паломники и др. Глава Посольского приказа А.Л. Ордин-Нащокин впервые в России наладил почтовое сообщение (по линии Москва - Рига). Наиболее примечательный след в составлении книг по истории оставил Артамон Сергеевич Матвеев. Начальник Посольского приказа, талантливый дипломат, книжник, писатель, историк, основатель русского придворного театра, человек бурной и драматической судьбы. Сын посольского дьяка, выросший во дворце, Артамон Сергеевич отличался приверженностью к западно-европейским обычаям, как дипломат был в Литве и Польше, активно выступал за сближение со Швецией, выступал за присоединение Украины к 32 России. В 1672 г. Матвеев добился соглашения с польскими послами, по которому Киев окончательно оставался в составе Русского государства. Он участвовал в следствии по делу патриарха Никона (1667 г.), подавлении Московского восстания (1662 г.) и разгроме разинского бунта (1667-1671 гг.). Артамон Сергеевич не был автором книг, но, став во главе Посольского приказа, он развернул невероятно бурную деятельность по составлению трудов по истории России. Конечно, работал целый коллектив, в котором Матвеев выступал как организатор, составитель и редактор. Самым знаменитым и роскошным произведением книгописной мастерской Посольского приказа этого времени стал так называемый «Титулярник». В этой книге впервые воспроизведена иконография московских государей и патриархов с конца XVI в., а также портреты и титулы тех монархов Европы и Востока, с которыми Россия поддерживала дипломатические отношения. Текст написали дипломат и писатель, выходец из Молдавии Николай Гаврилович Милеску-Спафарий и подьячий Посольского приказа Петр Долгово. В создании миниатюр «Титулярника», которые подчас имели и портретное сходство, принимали участие ученики знаменитого Симона Ушакова, такие, как И. Максимов, Д. Львов, Г. Благошин и др. Учитывая официально-прикладной характер «Титулярника» в нем были воспроизведены государственный герб России, гербы отдельных княжеств, а также гербы западных и восточных государств. Тематика и идейное содержание «Титулярника» направлено на доказательность законности и преемственности династии Романовых от Рюриковичей, а также ее богоизбранность. Иначе говоря, перед нами откровенная проповедь идей формирующегося абсолютизма. Среди других тем произведения - церковная власть в России, патриархи и патриаршество, посольские дела. Богатый архив Посольского приказа стал источниковой основой для описания отношений России с государствами и народами как Запада, так и Востока. Особое внимание составители обратили на Крымское и Ногайское ханства, их состояние и политику ханов в отношении России. В целом дипломатическая история России прослеживается, начиная от правления последнего Рюриковича Федора Ивановича и до Михаила Федоровича Романова, но минуя царствование Бориса Годунова и Смуту. Тем самым еще раз подчеркивалась связь царствующего дома с предшествующей династией, растущее всемирно-историческое значение России. Можно сказать, что «Титулярник» - это не только справочно- информативное издание, но к тому же и первая книга по истории внешней политики России. Какие же источники использовали авторы «Титулярника»? Для второй половине XVII в. набор был достаточно традиционным: «Степенная книга», «Тверденная грамота 1613 г. об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова», «Новый летописец», «Сказание о поставлении на патриаршество Филарета», акты земских соборов, сказания и повести о Смутном времени и князьях Владимирских, статейные списки (отчеты) русских послов и различные летописцы. После гибели Матвеева в 1682 г. текст «Титулярника» пытались продолжить, с ним знакомили наследников престола, на него ссылались, копировали и издавали в XVIII в. Под руководством Матвеева была составлена еще одна книга, названная «История о невинном заточении ближнего боярина А.С. Матвеева». Цель преследовалась та же - обосновать законность династии Романовых и связать ее с предшествующим царствованием Ивана IV. Соответственно в книге отрицательно оценивались правление Бориса Годунова, В, Шуйского и правительства «семибоярщины». Зато особое внимание уделялось борьбе с польской интервенцией, венчанию на царство Михаила Федоровича, возвращению из «плена» Филарета Романова. Источниками труда послужили две редакции «Книги об избрании и венчании на царство Михаила Федоровича», ее первоисточник «Утвержденная грамота об избрании на Российский престол царем и самодержцем Михаила Федоровича Романова», другие грамоты и акты. 33 Записной приказ Однако не только отдельные исторические произведения имели место во второй половине XVII в. Правительство Алексея Михайловича попыталось создать специальное учреждение -Записной приказ, предназначенный для сбора источников и создания трудов по истории России. Приказ был организован по указу царя от 3 ноября 1657 г. и просуществовал два года до смерти его начальника Г. Кунакова. Перед служащими была поставлена задача: «записывать степени и грани царственные». Особое внимание обращалось на сбор источников, в связи с чем предписывалось брать книги из приказов и «где сведает» начальник. Продолжить деятельность Записного приказа было суждено дьяку московских приказов Федору Грибоедову. Подьячий, а затем дьяк приказа Казанского дворца, участник законотворческой комиссии по составлению Соборного уложения 1649 г., активный деятель Переяславской рады и дипломат Грибоедов стал первым летописцем династии Романовых. Труд Ф. Грибоедова «История о царях и великих князьях земля Русской» стал продолжением «Степенной книги» от конца XVI в. до времени правления царя Алексея Михайловича. Автор использовал различные повествовательные (нарративные) источники: «Степенную книгу», редакцию 1617г. «Русского хронографа», «Сказание, иже что содеяся во гражданстве» Авраамия Палицына, «Грамоту об избрании на престол царя Михаила Федоровича» и «Соборное уложение патриарха Феофана», а также различные приказные записи. По характеру использования источников «История...» Грибоедова представляет собой компиляцию больших отрывков и отдельных фраз упомянутых выше произведений. В основе труда Грибоедова присутствуют две идеи: царская родословная, начиная от Августа - кесаря Римского, его «присного брата, имянем Пруса», а также предыстория воцарения династии Романовых, включая события Смутного времени. В «Истории...» нет политических событий, ратных подвигов и дипломатических трактатов, не упоминаются борьба с татарами, воссоединение Украины с Россией и т.д. Виновником всех бед объявлен Борис Годунов, а самое большое внимание уделено восшествию на российский престол Михаила Федоровича. Интересно отметить, что труд Ф.А. Грибоедова долго редактировался, известно десять его списков и несколько редакций. Работа над «Историей...» была закончена в 1669 г., за что автор был награжден жалованьем. Относительно предназначения «Истории...» интересное предположение сделал С.Ф. Платонов. По его мнению, работа Грибоедова была составлена для первоначального руководства и воспитания царских детей, чтобы они знакомились с историей своей Родины, семейными традициями и «судьбами великого княжения Московского». А как мы помним, детей у царя Алексея Михайловича было 12 и он очень серьезно относился к их воспитанию и просвещению. Впоследствии книга Ф.А. Грибоедова была дополнена перечислением всех царских детей до времени правления Федора Алексеевича, множеством боярских фамилий, имела широкое хождение в придворной среде и служила общеобразовательным, учебным целям. Сочинения о разинском восстании Следующим циклом памятников исторической мысли конца XVII столетия стали повести, написанные вскоре после окончания крестьянской войны (1667-1671) под предводительством Степана Разина. Известны четыре повести: «Астраханское сказание Петра Золотарева», «Известие о бунте и злодействиях донского казака Стеньки Разина», «Сказание о явлении и чудесах пресвятыя владычецы нашея, нарицаемыя Тихвинская, о избавлении града Цивильска от нахождения казаков Стеньки Разина с товарищи» и «Сказание о нашествии на обитель преподобного отца нашего Макария Желтоводского, бывшего от воров и изменников воровских казаков». В какой-то степени к ним примыкают обнаруженные недавно «Чудеса Боголепа Черноярского», а также новые списки рассказа о восстании С. Разина в «Гистории о царе и великом князе Михаиле Федоровиче и наследниках его (1613-1700)» в летописном своде 1652 г. 34 Наиболее примечательно произведение служилого человека, сына боярского Петра Алексеева Золотарева. Краткий вариант золотаревского «Астраханского сказания...» был составлен через год после гибели митрополита Иосифа, казни С, Разина и его сподвижников. Повествование носит форму распросных речей соборных попов Кирилла Елисеева и Петра Иванова. Однако в стране оставалась достаточно тревожная обстановка, волновались казаки, продолжалось восстание в Соловецком монастыре, волнения на Дону и в Поволжье. Чтобы воздействовать на народ, Золотареву было предложено составить пространный вариант «Сказания...» в «память предыдущим родам» и в напоминание о мученниках, «которые за православную веру и российского самодержца пострадали от воров и изменников». Среди источников «Сказания...»: дневниковые записи самого Золотарева, материалы приказной палаты, архиерейского дома, житийная литература и устные свидетельства очевидцев. Отличительная сторона «Сказания...» в том, что оно уже никак не напоминает летопись. В содержании мы видим смешение различных стилей, «чудеса» и «знамения» перемеживаются с реальным, последовательным изображением астраханских событий и военных действий обеих сторон. Автор подробно описывает грабежи, расправы над служилыми людьми, сражения, перечисляет множество имен. Следует также отметить еще одно новое явление - сам Золотарев - лицо светское, поэтому и произведение его отличается попыткой выявить не только реальные связи в описываемых событиях, но и дать им свое толкование. Другие вышеупомянутые повести и сказания, хотя и написаны с позиций провиденциализма (т.е. предначертаний воли Божьей), тем не менее их авторы также обращают внимание На реальные причины исторических событий, конкретные действия людей, логику их поведения и жизненные обстоятельства. В результате мы можем заключить, что к концу XVII в. исторические труды становятся более целенаправленными и социально злободневными. «Синопсис» Во второй половине XVII в. центром науки и просвещения Восточной Европы стала Киево-Могилянская Академия. Уникальное учебное заведение славилось своими демократическими и вольнолюбивыми традициями. Бесплатное обучение, выборность ректора, профессоров и всесословность учащихся способствовали ее популярности в международных масштабах. Из стен Академии вышли такие знаменитые проповедники, как И. Борецкий, Л. Баранович, И. Гизель. Неудивительно, что именно здесь была написана первая и самая популярная в конце XVII-XVIII вв. учебная книга по русской истории «Синопсис» Слово «синопсис» означает «общий взгляд», т.е. «краткий обзор», в данном случае «Обозрение Российской истории». Действительно автор излагает русскую историю на 200 маленьких страницах печатного текста, притом в легкой литературной форме. Эти качества обеспечили «Синопсису" невероятную популярность у тогдашнего читателя. С 1672 по 1836 г. вышло 30 изданий «Синопсиса». Читателями были государственные деятели, дипломаты, ученые, крестьяне и особенно мещане. По «Синопсису» изучал русскую историю М.В. Ломоносов. Кто же был автором этого уникального труда? Традиционно авторство приписывается архимандриту Киево-Печерской лавры Иннокентию Гизелю. Однако следует отметить, что в средневековой Руси среди духовных лиц был распространен обычай творить анонимно «по благословению и во славу Божью». Именно поэтому авторы большинства произведений того времени, иконописи, зодчества, литературы и истории нам неизвестны. По мнению исследователей «Синопсиса» (А.С. Лаппо-Данилевского, И.А. Шляпкина, И. Максимовича и др.), И. Гизель был скорее цензором, редактором и публикатором изданий в типографии Киево-Печерской лавры. Протестант, крестившийся в православие и принявший в Киеве постриг, крупный политический деятель И. Гизель был духовным писателем философско-схоластического направления, читал курс философии, написал труды: «Мир человека с Богом», «О истинной вере» и др. Следует отметить, что Иннокентий Гизель был представителем украинской церковно-феодальной верхушки, что не могло не повлиять на его отношение к ряду событий 35 прошлого, на трактовку отношения украинской истории к московской, отношения истории Киева к истории Москвы. Кроме того, Гизелю необходимо было поддерживать нормальные отношения с Москвой и сохранять отношения с духовенством Правобережной Украины. В «Синопсисе» он обошел все те вопросы, которые неизбежно вели к вскрытию противоречий в украинской и московской позициях. Накануне заключения «Вечного мира» (1686 г.) он сформулировал идею об общности славянских пародов, на примере Киева показал переплетение их исторических судеб, подчеркнул предопределенность воссоединения и призвал к совместным действиям России и других славянских стран в борьбе с османскими завоевателями. Более того, автор специально ввел в содержание описание Чигиринских походов, чтобы показать, как можно реализовать идею общности и предотвратить дальнейшие захваты турками славянских территорий. Отдельного упоминания заслуживает отношение автора к историческим источникам. В основе методики работы И. Гизеля лежала компилятивность. В самом заглавии указано: «Синопсис, или Краткое собрание из разных летописцев». Историки считают «Синопсис» сокращением «Хроники» Феодосия Сафоновича, компиляцией из «Хроники» М. Стрыйковского, автор ссылается на труд «Преподобного Нестора» - создателя «Повести временных лет», в содержание полностью вошла третья редакция «Сказания о Мамаевом побоище» и значительная часть Густынской летописи, привлечены данные античных и средневековых авторов: Меховского, Длугуша, Вельского, Ботера, Кромера, Гваньини, использованы греческие хронографы, немецкие летописцы и церковная всемирная история Барония и др. На полях издания автор систематически дает указания на источники сообщений об излагаемых фактах и событиях. В ряде случаев в «Синопсисе» отмечены противоречия и разноречия в использованных источниках, беллетризируются описания военных баталий. Отсюда был уже один шаг к следующему этапу в отечественной историографии - к сопоставлению и проверке источников. «Скифская история» Л.И. Лызлова Проблема необходимости единения всех славянских народов против татаро-турецкой угрозы была одной из самых актуальных в конце XVII-XVIII вв. Она была высказана в трудах Ю. Крижанича и в «Скифской истории» Л.И. Лызлова. Легендарная личность и произведения Андрея Ивановича Лызлова оказали значительное влияние на становление отечественной исторической науки и заслуживают особого внимания. Родился Андрей Иванович в 1655 г. в Москве, происходил из рода служилых дворян. Отец А.И. Лызлова, Иван Федорович Лызлов, в 1662 г. служил на крымских «засеках» полковым воеводой и получил чин стряпчего, был воеводой в Юрьеве-Польском. В 1673-1675 гг. он занимался межеванием земель Троицке-Сергиевского монастыря в Серпейском уезде. В 1680 г. - судья в Казанском и Поместном приказе, а в 1683 г. получает чин думского дворянина и назначается патриаршим боярином. Близость к Патриаршему разрядному приказу и Чудовской библиотеке позволила Ивану Федоровичу дать хорошее образование сыну. Известно, что он, Андрей Иванович, был начитан по русской истории, знал польский и латинский языки, был знаком со строительным делом. Благодаря исключительным способностям и влиянию отца в 1675 г. Андрей Иванович получил чин стряпчего, а через два года был переведен в стольники. Об авторитете отца свидетельствует тот факт, что 17 августа 1684г. сам патриарх Иоаким отпевал его в церкви Введения в Хлынове. В 70-е гг. XVII в. Россия совместно с Речью Посполитой готовилась отразить новую волну османской агрессии в Европе. Вся тяжесть борьбы с султаном и крымским ханом и их пособниками па Украине легла на Российское государство. Лызлов участвовал в Чигиринских походах 1677-1678 гг. Когда турецко-крымская армия начала генеральное наступление на Украине, А.И. Лызлов в специальной челобитной попросил командование перевести его в полк князя В.В. Голицына, Служба под началом одного из самых образованных людей своего времени побудила его к занятиям историей. Для Андрея Ивановича были доступны материалы патриаршей ризницы, где служил его отец, библиотека 36 В.В. Голицына, монастырские книгохранилища. Он знакомится и делает выписки из сочинений А. М. Курбского, посланий Ивана Грозного, «Хроника Мацея Стрыйковского и Александра Гваньини, знакомится с книгой польского ксендза, писателя и историка Симона Старовольского «Двор цесаря турецкого». В условиях обострения борьбы «в верхах» и народного недовольства накануне Московского восстания 1682 г. начинающего историка не могли не волновать и внутриполитические проблемы своей страны. В результате Лызлов приступает к созданию главного труда своей жизни «Скифской истории». Работа неоднократно прерывалась. Так, почти три года автор находился в Крымских походах 1687-1688 гг. в полку В.В. Голицына, служил «ротмистром у стряпчих», ездил в Киев вручать воеводе И.В. Бутурлину жалованье, был послан с четырьмя наказами к гетману И.С. Мазепе и, конечно, постоянно выполнял полковую службу. Тем не менее в 1692 г. он завершает свой труд. «Скифская история» раскрыла историческое значение борьбы Руси, славян, пародов Восточной, Южной и Центральной Европы с кочевниками. Огромный исторический материал призывал к решительной схватке с Портой, уничтожению очагов войны на Украине и освобождению европейских народов от османского ига. Фундаментальный труд, объемом почти 800 страниц, был основан на изучении многих русских и иностранных источников. Из отечественных сочинений Лызлов использовал такие труды, как «Степенная книга», «Хронограф 1512г.», «Казанский летописец», «Историю...» Андрея Курбского, летописец Затопа Засекина, печатный «Синопсис», жития, и разрядные книги. Среди иностранных источников автор обратил внимание на наиболее популярные и авторитетные труды по истории борьбы славянских народов против ордынской и османской агрессии. Помимо упомянутых «Хроник» А. Гваньини и М. Стрыйковского, Лызлов использовал «Универсальные реляции» итальянского писателя-гуманиста Джованни Ботеро, «Церковные хроники» итальянского историка Цезаря Барония, часть материалов нашел в «Хронике всего света» Мартина Вельского и «Польской хронике в 30-ти книгах". Мартина Кромера. На основе этих сочинений «Скифская история» знакомила русского читателя с сочинениями Гомера и Геродота, Квинта Курция Руфа и Марка Юния Юстина, Птолемея и Плиния Старшего, Диодора Сицилийского и Вергилия, Яна Длугоша и Мацея Меховского. В труде Лызлова был помещен один из лучших переводов избранных мест из «Скорбных элегий» и «Писем с Понта» Публия Овидия Назона. Сочинение Лызлова знакомило читателя с историей огромного региона Европы и Азии с глубокой древности до конца XVI в. В центре внимания автора вековое противостояние оседлых народов Европы натиску кочевых племен и народов. По существу, это исследование истории борьбы греков, персов и римлян с кочевниками в Северном Причерноморье и на Балканах, обороны Руси от хазар, печенегов, половцев, история гуннов и волжских булгар, образование венгерского и болгарского государств. Отдельно в своей книге Лызлов рассматривает историю Монгольской империи, историю взаимоотношений Руси, великого княжества Литовского, Польши, Молдавии и Валахии с монголо-татарскими ордами. Упоминается множество государств и народов Центральной и Южной Европы, Кавказа, Ближнего Востока, Средней Азии, Приуралья и Сибири. Скрупулезно разбирает Лызлов историю Казанского, Астраханского, Крымского и Сибирского ханств, их географию, природные богатства и древнюю историю, перемежая данные исторических источников с современными наблюдениями. Значительное место уделяется анализу истории осман, приводятся подробные сведения об источниках происхождения и особенностях исповедывания ислама. Важные сведения касаются организации вооружения, комплектования и тактики ведения войны в османской армии. По мнению Лызлова, причины неудач и поражений христиан в борьбе с османами кроятся в несогласии и разобщенности, а не в недостатке мужества русских воинов. В «Скифской истории» упомянуто около 300 имен государственных и военных деятелей, из них около ста русских. 37 Помимо прочего, книга впервые в отечественной историографии обладала всеми признаками научной монографии: реконструкция событий, сопоставление материалов, система ссылок с точными указаниями томов и страниц использованных источников. Историк подчеркнул значение источников, указав их в заглавии и перечислив в начале книги. Основная идея книги - не уничтожение «неверных», а обуздание агрессора. При этом, по мнению автора, не только оружие, но и мирный договор могут служить залогом добрососедских отношений. Историкам известно около 30 списков «Скифской истории», большинство которых относится к концу XVII и первой половине XVIII в. На рубеже веков книга Лызлова стала одним из самых популярных исторических сочинений. Рукописи «Скифской историй» были в библиотеках государственных деятелей, дворян, духовенства, купцов и промышленников. Распространялась книга очень широко не только в Москве и Петербурге, ее списки сохранились в Твери и Ярославле, Новгороде и Самаре, Вильнюсе и Париже. Благодаря стараниям А.И. Лызлова в России появилось произведение, которое знаменовало собой переход от исторического повествования к историческому исследованию. Следует отметить еще одну особенность, отличающую произведение Лызлова от работ историков-гуманистов Западной Европы. Последние отражали идеологию нарождающейся буржуазии и в этом была причина их воинствующего атеизма, идеализации античности и республиканских идей. В России выразителями новой, рационалистической мысли были дворяне, осуждавшие принцип выборности (султанов), в отличие от европейских коллег они восхваляли монархию и призывали к укреплению военного могущества своего государства. Зарождение критики источников Расширение круга источников и их скрупулезное изучение привело к тому, что в последней четверти XVII в. получает распространение настоящая критика источника. Интересно, что начало этому новому явлению было положено в церковной среде, а побудительным фактором стало исправление церковных книг и раскол церкви. Исключительным образцом такой критики стало определение Собора 1673 г. о мощах Анны Кашинской, После открытия мощей в 1650г. в Кашине, которое происходило в присутствии самого царя Алексея Михайловича, духовенство объявило ее святой. Однако вскоре произошло изменение церковно-политической обстановки. На иконографии святой оказалось двуперстное сложение, осужденное соборным постановлением против раскола. Патриарх направил в Кашин следственную комиссию, а за этим последовало соборное определение 1673 г. Комиссия дала образец совершенно четкого применения критики текста. Был составлен акт из 13 пунктов. В первых восьми были установлены расхождения жития с Троицкой летописью; затем в пяти пунктах было проведено сличение свидетельств жития с актом Непосредственного «досмотра» мощей. Из двойного ряда противоречий был сделан вывод о подложности жития и самих мощей, В данном случае мы видим, как практические цели побуждали к следующему этапу развития исторического самопознания. Историки, достигшие нового Уровня исторического понимания, не могли уже довольствоваться летописями, хронографами, «Степенной книгой» или историей дьяка Грибоедова. Подведем некоторые итоги. Летопись возникла на Руси вместе с письменностью и принятием христианства. Зародилась летописная традиция в недрах церковно-учительной литературы. Отношения Руси и Византии в первые века христианства определяли характер политического звучания летописания, Первое историческое произведение «Сказание о первых русских христианах» охватывало историю более чем столетия и доказывало право Руси на церковную и политическую самостоятельность. Русская летопись и русская жизнь были связаны самым прочным образом, что отразилось в простом и доступном летописном языке. В первое время большое влияние на содержание и язык летописей оказал фольклор, а затем - воинские и вечевые речи, посольские переговоры. В дальнейшем форма летописей, 38 их стиль, состав, характер работы авторов менялись в зависимости от областей, заказчиков и целей. С конца XI - начала XII вв. летопись носит официальный характер. Первою летописью Киевского княжеского дома стала «Повесть временных лет», соединившая в себе документы, отрывки византийских хроник и литературных произведений. Летописец впервые осмыслил русскую историю с точки зрения единства земли и княжеского рода и вывел Русь па мировую историческую арену. Это - первая полная, народная история Руси. На ней воспитывались многие поколения русских людей. В XII-XIII вв. все летописание зависит от местных традиций и тенденций политического дробления Руси. Вся культура интенсивно развивается по областям. В Чернигове, Галиче, Новгороде, Владимире появляются свои формы летописания. Князья, городские собрания (вече), монастыри и отдельные церкви ведут собственные летописи. Появляются семейные, родовые и личные летописцы. В Новгороде летописание демократизируется и отражает узкоместные интересы, приобретает антикняжеский характер. В то же время создаются произведения, посвященные только одному событию - причине раздоров князей. Исторические повести специально включаются в летопись для оправдания одной стороны и осуждения другой. Однако чувство единства Русской земли не покидало летописцев. В ХП-ХШ вв. владимирско-суздальское летописание неуклонно стремится стать общерусским. Ордынское нашествие в определенной степени стимулировало собирание Русской земли. Идейно в летописании это произошло раньше, чем в политической жизни. Москва в конце XIV-XV вв. соединяет в своем летописании новгородские, тверские, ростовские, владимирские летописи, возрождает традиции киевского летописания. На основании московских сводов в Новгороде, Твери, Пскове, Ростове создаются общерусские своды. Идея единства побеждает раньше самого политического единения. В XV-XVI вв. летопись является выразителем строго официальной точки зрения, но утрачивает значение государственного документа. Государственный архив и архив Посольского приказа становятся конкурентом летописи. Последняя превращается в чисто литературное произведение и приобретает воспитательный характер. Приказное делопроизводство и повествовательная литература вытесняют летопись, как таковую, выделяя из нее новое историческое повествование типа «Степенной книги», исторических повестей и сказаний. В то же время летопись становится сводом, описью исторического материала. Она уже не могла удовлетворить усложнившихся политических потребностей. Непосредственно документ и историческая беллетристика заменяют официальное летописание. Сказание о Смуте, «Новый летописец», «Летопись о многих мятежах» уже по существу летописями не являются. Благодаря Смуте усиливается летописание па местах (Новгород, Псков), но это неофициальные летописи. В них в большей степени оказывается частная инициатива и демократические тенденции, а также стихия фольклора. На протяжении семи веков существования летопись постоянно была связана с жизнью, отражала все общественно- политические сдвиги. В этом причина ее живучести и огромного влияния. на русскую действительность. В XVII в. появляется немало новых форм исторического повествования. Помимо новых летописных сводов, летописей и летописцев тиражируются сотнями списков «Русский хронограф» и «Степенная книга». Люди самого разного происхождения и социального положения делают свои повременные записи летописного характера, вносят дополнения, исправления и продолжения в исторические тексты. Можно сказать, что в это время зарождается мемуарная литература. Далеко не все авторы известны, но мы знаем произведения дьяка Благовещенского погоста на реке Ваге Аверкия, московских площадных подьячих Шантуровых, знатного дворянина, государственного Деятеля и дипломата И.А. Желябужского. Более того, в конце XVII в. получили развитие исторические и 39 автобиографические повести, посвященные отдельным событиям и лицам, такие, как «Житие» протопопа Аввакума Петрова, «История о вере» Саввы Романова, «История о невинном заточении... боярина Артамона Сергеевича Матвеева» и др. Самыми крупными произведениями, в которых тщательно продуманный замысел сочетался с внимательным отбором источников и сопоставлением сведений, стали «Созерцание краткое» - и «Известие истинное» Сильвестра Медведева, «История...» Федора Грибоедова, три редакции Латухинской «Степенной книги» Тихона Макарьевского, «Генеалогия" Игнатия Римского- Корсакова и «Скифскал история» А.И. Лызлова. Эти и ряд подобных произведений знаменовали начало нового этапа в развитии русской историографии, связанного с переходом от накопления к ученому осмыслению исторических знаний. Последние противоречат распространенному мнению о возникновении научного подхода к истории в России только во второй четверти XVIII в. во времена В.Н. Татищева. Литература Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа XII-XVIII вв. М., 1973. Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа XVII - первая четверть XVIII века. М., 1976. Клосс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI-XVII веков. М., 1980. Лызлов А.И. Скифская история / Отв. ред. Е.В. Чистякова; сост. А.П. Богданов. М., 1990. Оно всей великой России/Отв. ред. Е.В. Чистякова; сост. Н.М. Рогожин. М., 1989. Пештич С.Л. Русская историография XVIII в. Л., 1961. Пушкарев Л.Н. Общественно-политическая мысль России. Вторая половина XVII века: Очерки истории. М., 1982. Чистякова Е. В., Богданов А. П. Да будет потомкам явлено. М., 1988. 40
ГРИБОЕДОВ ФЕДОР ИВАНОВИЧ
Грибоедов (Федор Иванович) - разрядный дьяк при Алексее Михайловиче и Феодоре Алексеевиче, автор "Сокращения российской истории в 36 главах, содержащего вкратце бытия российские от великого князя Владимира I до восшествия на престол царя Феодора Алексеевича". Участвовал в составлении Уложения царя Алексея Михайловича.
Краткая биографическая энциклопедия. 2012
Смотрите еще толкования, синонимы, значения слова и что такое ГРИБОЕДОВ ФЕДОР ИВАНОВИЧ в русском языке в словарях, энциклопедиях и справочниках:
- ГРИБОЕДОВ ФЕДОР ИВАНОВИЧ
разрядный дьяк при Алексее Михайловиче и Феодоре Алексеевиче, автор "Сокращения российской истории в 36 глав., содержащего вкратце бытия российские от … - ГРИБОЕДОВ, ФЕДОР ИВАНОВИЧ
? разрядный дьяк при Алексее Михайловиче и Феодоре Алексеевиче, автор "Сокращения российской истории в 36 глав., содержащего вкратце бытия российские … - ГРИБОЕДОВ в Литературной энциклопедии:
Александр Сергеевич — знаменитый русский драматург. Происходит из древнего дворянского рода, родоначальник которого, Ян Гржибовский, вышел из Польши в … - ИВАНОВИЧ в Педагогическом энциклопедическом словаре:
Корнелий Агафонович (1901-82), педагог, д.ч. АПН СССР (1968), д-р педагогических наук и профессор (1944), специалист по сельскохозяйственному образованию. Был учителем … - ИВАНОВИЧ в Большом энциклопедическом словаре:
(Ivanovici) Иосиф (Ион Иван) (1845-1902), румынский музыкант, дирижер военных оркестров. Автор популярного вальса "Дунайские волны" (1880). В 90-х гг. жил … - ФЕДОР
"ФЁДОР Л́ИТКЕ", линейный ледокол рос. арктич. флота. Построен в 1909, водоизмещ. 4850 т. В 1934 (капитан Н.М. Николаев, науч. руководитель … - ФЕДОР в Большом российском энциклопедическом словаре:
ФЁДОР КРЕСТЬ́ЯНИН, см. Крестьянин … - ФЕДОР в Большом российском энциклопедическом словаре:
ФЁДОР ИВ́АНОВИЧ (1557-98), рус. царь с 1584; последний царь из династии Рюриковичей. Сын царя Ивана IV Грозного. Правил номинально. С … - ФЕДОР в Большом российском энциклопедическом словаре:
ФЁДОР БОР́ИСОВИЧ (1589-1605), рус. царь в апр.- мае 1605. Сын Бориса Годунова. При приближении к Москве Лжедмитрия I свергнут в … - ФЕДОР в Большом российском энциклопедическом словаре:
ФЁДОР АЛЕКС́ЕЕВИЧ (1661-82), рус. царь с 1676. Сын царя Алексея Михайловича и М.И. Милославской. Пр-во Ф.А. осуществило ряд реформ: введено … - ФЕДОР в Большом российском энциклопедическом словаре:
ФЁДОР II, см. Теодрос II … - ИВАНОВИЧ в Большом российском энциклопедическом словаре:
ИВ́АНОВИЧ (Ivanovici) Иосиф (Ион, Иван) (1845-1902), рум. музыкант, дирижёр воен. оркестров. Автор популярного вальса "Дунайские волны" (1880). В 90-х гг. … - ГРИБОЕДОВ в Большом российском энциклопедическом словаре:
ГРИБО́ЕДОВ Фёд. Иоакимович (?-1673), дьяк Приказа Казанского дворца (1632-64), писатель. Чл. Комиссии по составлению Соборного уложения 1649. Автор "Истории о … - ГРИБОЕДОВ в Большом российском энциклопедическом словаре:
ГРИБО́ЕДОВ Ал-др Сер. (1790 или 1795-1829), рус. писатель и дипломат. В 1826 находился под следствием по делу декабристов. В 1828 … - ФЁДОР в Словаре для разгадывания и составления сканвордов:
Мужское … - ФЕДОР в словаре Синонимов русского языка:
имя, … - ФЁДОР в Полном орфографическом словаре русского языка:
Фёдор, (Фёдорович, … - ИВАНОВИЧ
(Ivanovici) Иосиф (Ион, Иван) (1845-1902), румынский музыкант, дирижер военных оркестров. Автор популярного вальса «Дунайские волны» (1880). В 90-х гг. … - ГРИБОЕДОВ в Современном толковом словаре, БСЭ:
Александр Сергеевич (1790 или 1795 ? -1829) , русский писатель и дипломат. В 1826 находился под следствием по делу декабристов. … - ФЁДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ в Цитатнике Wiki:
Data: 2009-09-03 Time: 18:06:14 Навигация Тема = Фёдор Достоевский Викитека = Фёдор Михайлович Достоевский Викисклад = Фёдор Михайлович Достоевский Фёдор … - УШАКОВ ФЕДОР ФЕДОРОВИЧ
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Ушаков Федор Федорович (1745 - 1817), адмирал, святой праведный. Память 23 июля, … - НЕДОСЕКИН ФЕДОР ГЕОРГИЕВИЧ в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Федор Георгиевич Недосекин (1889 - 1942), священник, священномученик. Память 17 апреля. … - ДОСТОЕВСКИЙ ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Достоевский Федор Михайлович (1821 - 1881), великий русский писатель. Родился в Москве 30 октября … - ГОЛОЩАПОВ СЕРГЕЙ ИВАНОВИЧ в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Голощапов Сергей Иванович (1882 - 1937), протоиерей, священномученик. Память 6 декабря, в … - ДОСТОЕВСКИЙ ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ
Достоевский, Федор Михайлович - знаменитый писатель. Родился 30 октября 1821 г. в Москве в здании Мариинской больницы, где отец его … - ГРИБОЕДОВ АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ в Краткой биографической энциклопедии:
- знаменитейший из русских драматургов, родился в Москве 4 января 1795 г. Его первые же впечатления показали … - МЕНДЕЛЕЕВ ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ
Дмитрий Иванович , русский химик, открывший периодический закон химических элементов, разносторонний учёный, педагог и общественный деятель. … - ГРИБОЕДОВ АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ в Большой советской энциклопедии, БСЭ:
Александр Сергеевич , русский писатель и дипломат. Родился в старинной дворянской семье. Получил разностороннее образование. … - БРЕДИХИН ФЕДОР АЛЕКСАНДРОВИЧ в Большой советской энциклопедии, БСЭ:
Федор Александрович , русский астроном, академик Петербургской АН (1890; член-корреспондент 1877). В 1855 окончил Московский университет, … - БЕЛЬСКИЕ, КНЯЗЬЯ в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
Из них следующие играли более или менее выдающуюся роль в истории России, преимущественно в царствование Василия Иоанновича и его преемника.1) … - БАХТИН НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
родился 3 янв. 1796 в Туле. Отец его (см. Бахтин И. И.), человек умный, образованный, высокой честности, но наделенный страстной, … - ГРИБОЕДОВ, АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона:
? знаменитейший из русских драматургов, родился в Москве 4 января 1795 г. Его первые же впечатления показали ему ту затхлую … - БЕЛЬСКИЕ, КНЯЗЬЯ в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона:
? Из них следующие играли более или менее выдающуюся роль в истории России, преимущественно в царствование Василия Иоанновича и его … - БАХТИН НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона:
? родился 3 янв. 1796 в Туле. Отец его (см. Бахтин И. И.), человек умный, образованный, высокой честности, но наделенный … - ФЕДОР ИВАНОВИЧ в Словаре Кольера:
(1557-1598) (Федор I), русский царь (1584-1598), последний представитель династии Рюриковичей. Родился 31 мая 1557, второй сын царя Ивана IV Грозного … - ФЕДОР АЛЕКСЕЕВИЧ в Словаре Кольера:
(1661-1682) (Федор III), русский царь, старший сын царя Алексея и его первой жены Марии Милославской. Родился 30 мая (9 июня) … - ГРИБОЕДОВ, АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ в Словаре Кольера:
(1795-1829), русский драматург и дипломат. Родился 15 января 1795 в Москве. Подобно своему современнику А.С. Пушкину, Грибоедов принадлежал к состоятельному … - 21 ИЮНЯ в Словаре Примет:
Федор Летний, Федор Стратилат, Федор Колодезник. "На Федора Стратилата колодцы рой". "Стратилат грозами богат". Пора наступления летних гроз. "Федор Стратилат … - ФЕОФАН (АЛЕКСАНДРОВ) в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Феофан (Александров) (1785 - 1852), архимандрит, церковный композитор. Создал много прекрасных сочинений, одно из … - ФЕОДОР АЛЕКСЕЕВИЧ в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Феодор III Алексеевич Романов (1661 - 1682), Царь всея Руси. Царь Феодор родился 30 … - СИМЕОН (ДУ) в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Симеон (Ду) , (1886 - 1965), епископ Шанхайский. В миру: Ду Федор Жуньчэнь (杜润臣). … - НИКИТА (ДЕЛЕКТОРСКИЙ) в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Никита (Делекторский) (1876 - 1937), епископ б. Орехово-Зуевский, викарий Московской епархии , … - МОСКОВСКИЙ ПИМЕНОВСКИЙ ХРАМ В НОВЫХ ВОРОТНИКАХ в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Московский храм прп. Пимена Великого (Троицы Живоначальной) в Новых Воротниках. Адрес: 103030, Россия, Москва … - ВАСИЛИЙ ПАВЛОВО-ПОСАДСКИЙ в Православной энциклопедии Древо.
- ВАСИЛИЙ (РАТМИРОВ) в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Василий (Ратмиров) (+ ок. 1970), б. архиепископ Минский и Белорусский. В миру Василий Михайлович Ратмиров. … - АЛЕКСИЙ (СОЛОВЬЕВ) в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Алексий (Соловьев) (1846 - 1928), иеросхимонах, преподобный. Память 19 сентября, в … - ШУЙСКИЕ (КНЯЖЕСКИЙ РОД) в Краткой биографической энциклопедии.
- ШАХОВСКИЕ в Краткой биографической энциклопедии:
Шаховские - русский княжеский род, происходящий от Рюрика в XVII колене. Родоначальник его - Константин Глебович, князь Ярославский, по прозвищу … - ЛОБАНОВЫ-РОСТОВСКИЕ в Краткой биографической энциклопедии:
Лобановы-Ростовские - русский княжеский род, происходящий от Рюрика, потомок которого в XIX колене, князь Иван Александрович Ростовский, по прозванию … - ГРИБОЕДОВЫ в Краткой биографической энциклопедии:
Грибоедовы - старинный русский дворянский род шляхетского происхождения. Ян Гржибовский переселился в первой четверти XVII столетия. Сын его, Федор Иванович …
Степень личного вклада Грибоедова в составление Уложенной книги оценивается специалистами по-разному. Н. А. Полевой и М. Ф. Владимирский-Буданов предполагали наличие в комиссии «почётных членов», не вмешивавшихся в собственно законотворческую деятельность, осуществляемую дьяками. Позднее А. И. Яковлев именовал Фёдора Грибоедова «единоличным творцом Уложения». В то же время известный историк С. Ф. Платонов, исходя из представлений о старомосковском местничестве, ограничивал роль незнатного дьяка ведением деловой переписки с приказами. По мнению лингвиста П. Я. Черных, «если Одоевскому как ответственному редактору принадлежало общее руководство деятельностью комиссии, то авторская работа осуществлялась главным образом Грибоедовым» . Этот вывод подтверждается и языковедческим анализом сохранившихся сочинений членов Уложенной комиссии. Кроме того, для выполнения рутинного канцелярского труда не требовалось производить Грибоедова в дьяки. Косвенным свидетельством существенной роли Грибоедова в подготовке Уложения служит его участие в переводе Уложенной книги на латинский язык в 1663 году.
Деятельность после 1649 года
В 1649-1660 годах Грибоедов продолжал работать в Казанском приказе, дослужившись к 1654 году до чина старшего дьяка. 13 января 1659 года он был включён в состав посольства к украинскому гетману Ивану Выговскому, а летом, вероятно, находился в русском стане при осаде Конотопа и отступлении к Путивлю. В октябре того же года Грибоедов ездил с главой Казанского приказа князем Алексеем Трубецким в Запорожье для участия в раде, возведшей на гетманство лояльного Москве Юрия Хмельницкого. За дипломатические успехи (новый гетман подписал Переяславские статьи, существенно ограничивавшие автономию Войска Запорожского) дьяк в феврале 1660 года получил от царя «шубу отлас золотой в 50 рублёв, да кубок в 2 гривни, да к прежнему его окладу придачи поместного окладу 150 четей, денег 20 рублёв, да на вотчину 2000 ефимков» .
С 16 января 1661 года Грибоедов служил в центральных органах военного управления: сначала в Приказе полковых дел, а с 11 мая 1664 года - в Разрядном приказе. В январе 1669 года дьяк вошёл в состав комиссии для переговоров с представителями архиепископа Черниговского Лазаря и гетмана Демьяна Многогрешного. К этому же времени относится награждение Грибоедова Алексеем Михайловичем за написание «Истории о царях и великих князьях».
К 1670-м годам дьяк имел поместья в Алатырском, Арзамасском, Каширском, Коломенском и Переславском уездах, а также вотчины в Вяземском уезде. Его двор в Москве располагался в районе «Устретенской сотни, по Покровке». С 13 октября 1670 года по 29 мая 1673 года Грибоедов вновь числился дьяком Приказа Казанского дворца. В документе, датированном «новолетием» 1 сентября 1673 года, о дьяке говорится уже как о покойном.
О семейной жизни Грибоедова сохранилось мало сведений Известно, что его жену звали Евдокией, а одну из дочерей - Стефанидой. Двое сыновей дьяка находились на государственной службе. Старший, Григорий Фёдорович, был стольником и с 1693 года - воеводой в Илимске. Младший, Семён, тоже стал стольником, затем служил полковником московских стрельцов, участвовал в Хованщине, был бит кнутом и сослан в Тотьму, где и умер в 1708 году. Владел имением Хмелита под Вязьмой. По линии матери от него происходил Александр Сергеевич Грибоедов, автор «Горя от ума».
«История о царях и великих князьях»
Условия создания
Сохранение традиций официального общерусского летописания представлялось властям делом исключительной важности. Распространившиеся после Смуты «баснословные» исторические повести не признавались полноценным продолжением летописей. 3 ноября 1657 года Алексей Михайлович распорядился создать специальный Записной приказ, сотрудники которого Тимофей Кудрявцев и Григорий Кунаков должны были описать «степени и грани царские» от Ивана Грозного до Переяславской рады. Однако весной 1659 года приказ по неизвестным причинам был ликвидирован. В 1667 году Грибоедов, к тому времени зарекомендовавший себя усердной службой и известный литературными способностями, получил от правительства персональное поручение продолжить Степенную книгу от конца XVI до середины XVII века. Советский историк Л. В. Черепнин объяснял выбор кандидатуры Грибоедова тем, что дьяк был «лицом, которое принимало непосредственное участие в политической жизни Русского государства» . Привлечение к подобному заказу светского человека считается одним из проявлений начавшегося обмирщения русской культуры.
Который век достиг толь лучезарной славы?
В тебе исправились испорченные нравы,
В тебе открылся путь свободный в храм наук…
И. И. Дмитриев
По преданию, предками Грибоедовых были польские шляхтичи братья Гржибовские, пришедшие в Россию в 1605 году в свите самозваного царя Лжедмитрия I. Самозванец привлек их посулами богатых русских земель, но, вступив, сверх ожиданий, на престол, не торопился выполнять обещания. Впрочем, поляки не возлагали на него надежд и не собирались тратить время на бесплодные ожидания у подножия трона. На родине они привыкли избирать монархов, судить их и свергать по своему усмотрению, не питали к ним почтения и превыше всего ставили свободы шляхетской республики. Избираемые короли тоже не любили своих подданных, и лет за тридцать до описываемых событий один французский принц, возведенный на трон Речи Посполитой, тайно бежал из страны, предпочтя получить корону Франции (он стал королем Генрихом III). Спустя годы поляки вспоминали тайное бегство короля едва ли не с умилением. После Генриха они временно нашли достойного монарха - Стефана Батория, но на смену ему, на беду себе, выбрали шведа Сигизмунда Вазу, изгнанного из Швеции и мечтавшего вернуться туда с помощью польского войска. Сигизмунд III вверг своих подданных в бесконечные и бессмысленные войны, ставшие началом конца Великой Польши. От этих-то бед и разорений Гржибовские ушли в Россию, желая приобрести приличествующее их дворянскому званию состояние.
Новая страна им понравилась. Москва изумила величиной и многолюдством, роскошью недавно законченных белых городских стен и удивительной резьбой новых деревянных стен четвертого пояса укреплений. Местные жители носили длинные одежды и длинные бороды и не знали шпаг. Но язык их был понятен, да и обычаи напоминали польские. Крестьяне так же нищенствовали, города так же бедствовали, бояре самоуправствовали, дворяне искали сражений. С севера грозили те же шведы, с юга - тот же крымский хан. Царей не уважали, а несколько месяцев назад даже свергли и убили юного наследника царя Бориса Годунова.
Но поляки не знали, что подобное состояние было для России отнюдь не привычно. Крестьяне и города разорились за двадцать пять лет Ливонской войны, за семь лет опричнины Ивана IV да за два года жестокого неурожая трехлетней давности. И бояре не были прежде столь сильны и дерзки, но осмелели после смерти Грозного. И расправа с царем московской толпы была делом совсем новым, прежде в убийствах принимала участие одна знать. Даже бороды вошли в обычай не более семидесяти лет назад, а прежде московиты ходили гладко выбритые - и в те времена бородатые европейцы считали бритье нелепым пережитком татарского ига. Ныне вкусы изменились, и бритым полякам бородатые русские казались варварами. А дело было только в моде!
Жизнь в России пришлась Гржибовским по душе. Не успели они осмотреться, как москвичи убили их Самозванца, бояре выбрали на престол Василия Шуйского, восстали крестьяне, явился новый Самозванец, шведы захватили север, поляки - запад, Шуйский отравил своего племянника - талантливого полководца, бояре свергли и постригли в монахи Шуйского, богатейший Троицкий монастырь оказался в осаде. Словом, в стране было где развернуться талантам воинственного человека. Гржибовские охотно ввязались в Смуту. И тем охотнее, что на московский престол был неожиданно приглашен сын ненавистного им Сигизмунда III. Братья решительно выступили против Владислава, и их чаяния совершенно совпали с чувствами русского народа.
Настало грозное время. Поляки, шведы, крестьяне, казаки приближались к Москве. Новые деревянные стены сгорели дотла, новые белые стены закоптились дымом пожаров, голод, мор и резня терзали страну. Но посреди беспорядков и бедствий Смуты Гржибовские не затерялись. Они переменили веру, имена и одежду, нашли русских жен, ибо многие семьи отчаянно нуждались в помощи любого храброго дворянина, способного отстоять дом и добро от своих и чужих грабителей. Братья были смелы и решительны, и победное воцарение Михаила Романова положило начало их преуспеянию.
Такова легенда. А легенды нередко по-своему отражают давно забытую правду. Во всяком случае, первые Грибоедовы известны примерно с 1614 года и вполне могли быть польскими шляхтичами.
Михаил Ефимович Грибоедов получил в 1614 году от нового царя земли в пограничном с Речью Посполитой Вяземском воеводстве - это был особый край, важнейший для государства, ибо после Смуты Россия потеряла Смоленск, путь на Москву остался незащищенным и от преданности и доблести вязмитин зависело благополучие столицы. Оттого на границе предпочитали селить тех, кто знал польский язык и мог вовремя распознать опасность. Их щедро вознаграждали за службу. Михаил Ефимович был очень богат и оставил трех сыновей: бездетного Ивана, Федора и Андрея. Все трое состояли при дворе и достигли высокого звания стольника.
Федор Грибоедов служил в Москве в приказе Казанского дворца и приобрел дополнительное состояние и вес, заботясь об освоении поволжских владений государя и присвоении доходов с них. В 1648 году царь Алексей Михайлович включил его в число лиц, готовивших Соборное уложение, установившее в стране законы и крепостное право на добрых два века, - его знание польского языка способствовало включению в этот важнейший документ многих положений Литовского статута. В 1664 году дьяк Федор перешел в Разрядный приказ, ведавший подготовкой царских церемоний и созывом дворянского ополчения. Хотя время было мирное, ополчение почти не созывалось, Федор Грибоедов свою выгоду из виду не упускал и честными трудами в войнах и переговорах нажил деревни в Алатырском, Арзамасском, Каширском, Коломенском и Переславль-Залесском уездах. Ему выпало и иное отличие - по велению царя он создал верноподданнейшее сочинение: «Историю, сиречь повесть, или сказания вкратце о благочестно державствующих и святопоживших боговенчанных царях и великих князьях, иже в Российской земли богоугодно державствующих…», кратко называемую «Историей о царях и великих князьях земли Русской». Сие творение Грибоедов составил в тридцати шести частях на основе чужих трудов к полному удовольствию монарха, пожаловавшего его шестьюдесятью рублями денег, сорока соболями и драгоценными материями и прибавившего ему пятьдесят четвертей земли к поместьям. Книгу царь взял в свои покои, поскольку она удовлетворила главное его требование - доказала происхождение дома Романовых от Рюрика и вместе с тем от римского императора Августа, что служило к чести правящей династии. Семнадцатый век не был требователен, и все «доказательства» свелись к простой фразе: «В древних летах в Российское царствие выехал из Прусской земли государя прусского сын Андрей Иоаннович Романов, а прусские государи сродники Августу - кесарю римскому». В этом утверждении не все было правдой, но и не все - ложью. Алексей Михайлович остался доволен и повелел по «Истории» Грибоедова обучать своих детей. Дьяк Федор не успел вполне вкусить царских милостей и умер в 1673 году в преклонных летах. Вскоре скончался и царь. Среди его наследников царь Федор оказался слишком болезненным, царь Иоанн слишком слабым умом, царевна Софья слишком учена, а царь и император Петр слишком деятельным для того, чтобы изучать «Историю». Труд Федора Грибоедова был забыт - и, честно скажем, забыт по заслугам.
У дьяка остался сын Семен, избравший военное поприще и к 1681 году достигший высокого положения полковника стрелецкого войска. Успех вскружил ему голову. Всего лишь дворянин, он пожелал сравняться честью и состоянием с боярами и ближними людьми. Стрельцов он почел неотъемлемой частью своего семейства, вроде крепостных людей, и на их деньги накупил леса, на их подводах привез его в Москву и их руками выстроил себе дом со всеми службами и угодьями. Конечно, строиться в Китай-городе он не осмелился, да там и пустошей уже не осталось, но свое жилище поставил в посаде, в хорошем ровном месте на берегу реки Неглинной. Несколькими годами позже эта местность стала популярной, когда тут поселился фаворит царевны Софьи князь Василий Голицын.
Во времена полковника Грибоедова здесь было относительно спокойно и безопасно. В Китае же мимо боярских дворов было страшно проходить: две-три сотни, а то и тысяча вечно голодных вооруженных челядинцев, обитавших при знатном лице, выскакивали из-за кирпичной ограды - и горе было случайному прохожему! В дальних же посадах, в оврагах Яузы, в болотах Москвы-реки проезжих поджидали настоящие разбойники и убийцы. В стенах города процветали казенные кабаки и злейшие враги казны, тайные торговцы запретным зельем - табаком. Неочищенная, дурного качества сивушная водка и неочищенный, скверный табак быстро одуряли и толкали на самые гнусные поступки. Неудивительно, что почтенные женщины не показывались на улице без двадцати-тридцати сопровождающих, а бояре в бунташный семнадцатый век скоро научились жить в каменных палатах, которые прежде считались вредными для здоровья. Эти жилища со сводами в сажень-две толщиной, с крошечными окошками, холодные и сырые, казались потомкам годными только под тюрьму или амбар. Потомки думали, что в семнадцатом веке просто не умели строить удобное жилье. Но предки знали, что делали, а их мрачные особняки служили им добрую службу, защищая от разъяренной черни, грабителей и соседей.
Дом Грибоедова был попроще, деревянный, но обнесен каменной оградой, как полагалось по царскому указу 1681 года. Зато хозяина сопровождали в церковь десятка два вооруженных стрельцов, и он щеголял в желтых сапогах и цветном платье, сшитом теми же стрельцами, и питался с огородов, устроенных на стрелецких землях и на стрелецкие средства. Впрочем, так жил не один Грибоедов. Все стрелецкие полковники, достигшие этого звания одновременно, в 1681 году, когда оно было впервые введено, обустраивались с возможной роскошью и о безопасности и порядке в столице не беспокоились. А кроме них беспокоиться было некому. Глава Стрелецкого приказа князь Юрий Алексеевич Долгорукий, прежде видный воевода Алексея Михайловича, был уже развалиной от старости и паралича, его сын и товарищ по приказу князь Михаил не пользовался уважением, царь Федор Алексеевич умирал, стрельцы волновались, бояре ссорились, деля будущую власть. Так столица оказалась предоставлена ворам, убийцам и торговцам опойным зельем.
Но едва царь Федор скончался, все оживилось. Стрельцы вдруг потребовали наказания своим полковникам-притеснителям, пригрозив разграбить их дома, если им не вернут отнятые деньги. Боярская дума, еще не выбравшая нового царя, испугалась остаться без военной поддержки и пообещала выдать полковников на расправу, однако патриарх восстал против подобной меры и его послушались - полковников судили. Было за что! Семену Грибоедову читали такое обвинение: «Били на тебя челом великому государю пятидесятники, десятники и рядовые стрельцы твоего приказа: ты чинил им налоги, обиды и всякие тесноты; для взяток и работ бил их жестоким боем, бил батогами, ругательством…; на огороды и деревни свои на всякие работы посылал стрельцов и детей их…; из государева жалованья вычитал у них деньги и хлеб, отпускал с караулов и за то брал деньги…; деньги на стенной караул и запасы из дворцов брал себе… Будучи в походах, делал им также всякие тягости и на их подводах возил свои запасы. Ты… стрельцов обижал и бил их напрасно».
В следующем веке на битье да крохоборство никто бы и внимания не обратил, но в конце семнадцатого правительство было слабо, а стрельцы чувствовали свою силу. В начале мая полковников Ивана Нелидова, Андрея Дохтурова, Павла Глебова и других били батогами, а полковников Александра Карандеева и Семена Грибоедова - даже кнутом. После порки Грибоедова от службы отставили, поместья отняли и сослали в Тотьму. Стрельцы совсем осмелели, новых полковников не признавали, прогоняли, а самых настойчивых взвели на каланчу и сбросили вниз!
В конце концов первый стрелецкий бунт был подавлен. На престол посадили сразу двух царей - Иоанна и Петра (случай даже для России невиданный). Грибоедову земли вернули, но прежнего значения он не достиг и только под конец жизни, в 1719 году, занял маловажное положение воеводы в Костроме. Наказание кнутом его не образумило - своею резиденцией он, по примеру прежнего костромского воеводы Стрешнева, сделал ратушу, чем вызвал гнев построивших ее купцов. Но при императоре Петре их жалобы остались без рассмотрения.
Семен Федорович жил в своей деревне Хмелитах в Вяземском уезде, в ста пятидесяти верстах к востоку от Смоленска. В 1683 году он выстроил там деревянную церковь. Дом же был самым простым, как бы состоящим из трех изб, соединенных сенями. У полковника не было детей, и в 1706 году, еще при жизни, он передал свои владения племяннику Герасиму, сыну его брата Григория. Эта передача глубоко оскорбила его двоюродных братьев Ивана и Алексея, сыновей Андрея Михайловича. Они очень рассчитывали на наследство дьяка Федора, тем более что имели множество детей, а Герасим был холост. Иван Андреевич начал тяжбу из-за земель, и она тянулась без перерыва более века, пока не сошла на нет за смертью всех потомков. Однако из-за нее Герасим не решался всерьез обосноваться в Хмелитах, а занимался хозяйством у себя в имениях и приумножил наследство.
Он побоялся перестраивать усадебный дом, но украсил изнутри по новому вкусу. Все парадные комнаты были обшиты деревянными панелями и затянуты расписным холстом (и потолки тоже). Росписи изображали сцены охоты, ландшафты или ниспадающие занавеси. Все писалось своими же людьми, но по тогдашним понятиям о живописи считалось недурным. Ведь важнее всего было в то время похвалиться: «Оно, правда, не очень хорошо, да писали свои крепостные мастера».
Герасим умер в 1751 году, почти одновременно со своими кузенами Тимофеем, Михаилом и Иваном, сыновьями Ивана Андреевича, и с племянником Алексеем, сыном Тимофея. Сыновья Алексея Андреевича умерли еще раньше, не оставив потомства. Семейное состояние перешло к старшему в роде - Федору, сыну Алексея Тимофеевича. Его дядья - Иван Михайлович и Михаил Иванович - начали новую тяжбу за наследство, продолжая в то же время старую.
Пока одна ветвь Грибоедовых испытывала взлеты и падения, другая прозябала во Владимирской земле. Лукьян Грибоедов, основатель этого рода, владел небольшой деревней, жил неприметно и остался в памяти только своего семейства. Он имел двух сыновей - Семена и Михаила, в пользу которых приобрел в 1647 году половину деревни Назарово с шестьюдесятью четвертями земли. Там они и провели долгие годы, Семен женился на небогатой соседке Аграфене Мякишевой, родил трех сыновей - Никифора, Леонтия и Михаила - и в 1677 году выкупил другую половину Назарова у соседа Александра Коробова. Леонтий Семенович (мы упоминаем только непосредственных предков нашего героя, чтобы не углубляться в гущу ветвей родословного древа) в 1683 году женился на соседке Антониде Михайловне Бокиной, за которой получил сельцо Горки в шестьдесят пять четвертей. В 1707 году, по смерти Семена Лукьяновича, братья разделили свое Назарово, и Леонтию досталось двадцать четвертей.
У Леонтия Семеновича было три сына - Алексей, Владимир и Никифор. Более всех преуспел Владимир Леонтьевич, занявший в конце Северной войны высокий и выгодный пост комиссара во Владимире. Комиссары в то время ведали всей подготовкой к войне: рекрутами, продовольствием, средствами уезда, и в таком богатом городе, как Владимир, должность приносила немалую прибыль. Правда, была опасность пострадать от гнева Петра I за крупные злоупотребления, но Владимир Леонтьевич в них не был замечен. Напротив, Никифор Леонтьевич служил плохо и был отставлен капралом - чин для дворянина просто неприличный. В 1713 году он женился на дочери соседа Козьмы Ивановича Внукова, погибшего в 1701 году в битве при Нарве. В приданое он получил село Федорково, но с условием содержать у себя тещу и двух незамужних сестер жены, а при замужестве выделить им по пятьдесят рублей деньгами.
Не в пример своему сверстнику Герасиму, Никифор Леонтьевич не отличался и хозяйственностью, имение его не процветало. Но не будем строго судить неудачников. Они принадлежали к несчастному поколению, родившемуся около 1685 года, воспитанному по старинке, а вынужденному жить и служить в России, преобразуемой Петром I. Устаревшие привычки и взгляды, незнание языков и новых понятий препятствовали их продвижению. Потому так охотно они выходили в отставку и уезжали в деревню.
Это были люди добрые и простые. Вставали с солнцем, в первую половину дня много двигались - по работам ли, на охоту, в полдень обедали. Ели много. В простые дни в хорошо поставленном доме подавали два горячих (щи и уху или суп какой), два холодных («закуски» по-нынешнему, но, конечно, не салаты, ибо мешанина совершенно противна русским понятиям о правильном столе, но холодные окорока, заливное, студни, грибы и прочее), четыре соуса (то есть тушеное мясо или овощи), два жарких (мясо и дичь непременно), два пирожных (то есть разное сладкое - компот, варенье, желе). Да между блюдами каши, зелень, да фрукты и орехи из своего сада во весь оставшийся день. В те времена цветниками не увлекались, сады были все больше фруктовые, со многими деревьями и ореховыми аллеями. Теперь и не знают прежних сортов (что теперь! сто лет назад они уже забылись). А были яблоки «мордочка» - небольшие длинные, кверху узкие, точно мордочка какого-нибудь зверька, и «звонок» - круглые, плоские, и когда поспевали, то зернышки будто в погремушке гремели.
Званый обед, хотя и продолжался три часа, не многим отличался. Припасы были свои, со стороны ничего не покупали, только вместо простой рыбы подавали стерлядей, да гусей или уток заменяли фазанами (но своими, доморощенными). Всё, в общем, было дешево и просто. Само собой, никто не обязан был отведывать четыре соуса и два жарких, но каждый выбирал, что по вкусу. За столом сходилось множество народу - хозяева, какие-нибудь гостящие родственники, подолгу живущая бедная родня, священник, приживалы, шуты. Дом никогда не пустовал. Для человека семнадцатого, восемнадцатого и всех предшествовавших веков не было большего наказания, чем вдруг очутиться в одиночестве. Он всегда был окружен родными, друзьями, слугами, готовыми разделить его радости, горести и заботы, но, в свою очередь, требовавшими внимания и сочувствия своим радостям, горестям и заботам. Никогда, ни на миг никто не оставался один. И это «никогда» действительно означало никогда. Ни одинокие прогулки, ни уединение в своей комнате не были понятны в те века. Слуги, естественно, также были окружены другими слугами, бедняки - многочисленной семьей из многих колен. Одиночество как способ существования отдельных чудаков изобрел девятнадцатый век.
Так жили деревенские помещики в начале восемнадцатого века. Но, как бы ни тешились размеренным существованием в покое и довольстве, они хорошо понимали: подобная жизнь доступна дворянину лишь в старости. В молодые годы, плохо ли, хорошо ли, служить было необходимо. Собственная карьера Никифора Леонтьевича и Герасима Григорьевича не задалась, но уж своих наследников они воспитывали не по старине. В 1717 году было издано знаменитое «Юности честное зерцало», узаконившее новые требования к воспитанию, постепенно утверждавшиеся в России с начала Петровских реформ. Для провинциального дворянства эта книга стала единственным источником сведений о столичных нравах, и родители сообразовались с веяниями эпохи.
К детям отныне следовало относиться строго. Им отнюдь не дозволялось держать себя со старшими дерзостно, перебивать их речи, пренебрегать их словами и не исполнять тотчас их повелений; если позовут из другой комнаты, не переспрашивать: «Чего? Што ты говоришь?» - но немедленно явиться со словами: «Что изволите, государь батюшка?» (или «государыня матушка»), В присутствии взрослых детям надлежало вести себя скромно, без спросу не говорить, без разрешения не присаживаться, севши - держаться прямо, тихо и смирно, руками и ногами не колобродить, в голове не чесать. За столом и в обществе надлежало соблюдать столько стеснительных правил, что всего не перечесть! Наконец, отрок должен был быть бодр, трудолюбив и прилежен, смел и отважен, красноречив и начитан, обучен языкам, танцам, верховой езде и фехтованию. И ни одним требованием нельзя было пренебречь, если желаешь успешно служить при государе «ради чести и прибыли».
Ленивых секли - это считалось наилучшим способом воспитания. Секли даже взрослых сыновей, уже в офицерских чинах. Случалось, били и жен, хотя в дворянской среде это все же было редкостью - делом рук всяких Гвоздиловых и Скотининых.
Такие порядки были обременительны для детей, зато им прививалось стремление поскорее вырасти и стать наравне со взрослыми - и именно этого быстрейшего преодоления детства как незначительной поры жизни и добивались воспитатели. Однако, заботясь о развитии ума и тела, создатели «Юности честного зерцала» как-то позабыли о становлении добрых душевных качеств детей. Они могли быть (и часто были в самом деле) ловки и изящны, храбры на войне и на дуэли, не чужды искусству и даже порой науке, но обуздывать свой нрав, подавлять первые приступы злобы они не умели - разве только в присутствии императора. Чуть вырастая, становясь господами над слугами и детьми, они не считали нужным сдерживаться и не давать выхода дурному настроению. Легко теряя спокойствие, они быстро и остывали, умели радоваться, умели и беситься всласть. Целебные свойства успокоительных капель еще не были открыты, и медицина восемнадцатого века не придумала для борьбы с истериками ничего действеннее прогулок на свежем воздухе и поглаживания живота шерстяной рукавицей. Но кто же, будучи разъярен, станет гладить себя по животу?!
Впрочем, необузданное поколение оказалось в России случайным и быстро исчезнувшим явлением. Людей допетровской поры в известной мере сдерживали церковные предписания, людей, родившихся в конце восемнадцатого века, - правила приличия. Но в послепетровскую эпоху церковь потеряла лицо, безбожие вошло если не в сердца, то в моду, а европейская внешняя благопристойность еще не привилась. Только во второй половине восемнадцатого века жили люди, не подвластные ни Богу, ни общественному мнению.
Зато они красиво одевались. Не только женщины, но и мужчины носили одежду нежных и ярких цветов, с рисунком, кружевами, бантами и драгоценностями. Бальные платья украшали золотым или серебряным шитьем. Толпа пестрела и искрилась, окутанная легким белым облаком из осыпающейся с париков муки. От муки чихалось, но это своеобразно скрывали… чихая от табака. Табак не курили, не жевали, а нюхали, изящно беря щепотку из роскошных дорогих табакерок. Нюхали табак и дамы, и девицы. Полезнее ли это для здоровья, чем курение, - не нам судить, но для общества в целом отсутствие ядовитого дыма было, несомненно, полезнее.
Жизнь стала интереснее, чем полувеком ранее. В моду вошли карточные игры, особенно азартная «мушка» и спокойный, сложный ломбер. Всё же карты еще не имели огромной популярности, состояний за зеленым столом пока не проигрывали.
В моду вошли музыка и театр - всё в исполнении своих крепостных артистов, ибо других (кроме иностранных) еще не было. Не было и театральных зданий, все они появились только в конце восемнадцатого века. Спектакли обычно устраивались в залах, оранжереях или просто в саду.
В моду вошли сложные, многофигурные танцы, со взаимной слаженностью нескольких пар. Хороших танцоров было мало, но танцы, как балет, были приятны не только исполнителям, но и зрителям.
В моду вошли дуэли, как правило, на пистолетах. Дуэльная пара продавалась в особых ящичках, с пулями и шомполами. В России их не производили - дуэли запрещены! - и дворяне вынуждены были тайком ввозить их из-за границы. Купить их было трудно и дорого, использовать можно только раз, поскольку пристрелка не допускалась дуэльным кодексом. Казалось бы, проще драться на шпагах - они-то всегда под рукой. Но фехтованию нигде путем не обучали - учителей не хватало даже в Петербурге. Только кавалерийские офицеры владели искусством сабельного боя, однако на саблях дуэлей не устраивали.
И в моду вошли корсеты. Дамы привыкали к ним с детства и не замечали стеснения, но природу не обманешь. Никогда не было в высшем обществе столько смертей родами и никогда не рождалось столько горбатых и кривобоких детей, как в 1750–1770-е годы. Большинство умирало во младенчестве, но и взрослых, горбатых спереди и сзади, было немало. Телесные недостатки стали настолько привычны, что почти не привлекали внимания. Вот в такой среде жили и преуспевали деды нашего главного героя.
Дед его по отцу, Иван Никифорович Грибоедов, в родном доме не получил достаточного образования, но в пятнадцать лет был отослан в Петербург и зачислен рядовым в гвардейский Преображенский полк. В ту пору солдаты гвардии набирались уже не только из дворян, но и из крестьян, что уравнивало дворянских недорослей с бывшими крепостными в казарменном быту. Однако они имели все преимущества по службе и обязательно обучались математике, языкам и военной науке. В остальном солдаты были так же грубы и разнузданны, как и офицеры, но ставки в их играх были меньше и не столь разорительны для провинциального юнца. Иван Никифорович овладел немецким языком, но служил рядовым почти пять лет и мог уже опасаться, что повторит жалкую участь своего отца, отставного капрала. Только двадцати лет он был, наконец, произведен в капралы.
В конце 1741 года преображенцы совершили переворот и возвели на престол дочь Петра I Елизавету. Закончился почти десятилетний период «бироновщины», когда все значительные посты в стране доставались иностранцам, а старая боярская знать оказывалась то в ссылке, а то и на эшафоте. Вскоре по восшествии Елизаветы Петровны началась Русско-шведская война. Грибоедов участвовал и в перевороте, и в войне, сражался при Гельсингфорсе и Фридрихсгаме, но выдвинуться не сумел. Вероятно, ему недоставало воинских доблестей, а может быть, просто удачи. В годы войны он постепенно продвигался в унтер-офицерских чинах и в 1749 году получил сержантство, что считалось уже офицерским званием в гвардии, поскольку гвардейские звания были двумя классами выше, чем армейские. После войны он целых шесть лет не получал повышения. Несомненно, одной из причин его прозябания было отсутствие средств, необходимых для поддержания блеска офицерского мундира лучшего полка России. В 1755 году он вышел из гвардии в армию сразу капитаном в новоформирующийся Сибирский гренадерский полк.
В начале Семилетней войны Иван Никифорович попытался снова отличиться, но военная карьера его явно не сложилась, и в 1757 году он вышел в статскую службу, женился и возвратился во Владимир, где переходил от должности к должности, был воеводским товарищем и вдруг возвысился, став в 1779 году председателем губернского магистрата - главой всей судебной системы в губернии. В 1781 году, при выходе в отставку, он был награжден чином надворного советника, вполне приличным для мелкопоместного дворянина.
Грибоедов, хотя и занимал несколько лет высокий административный пост, богатства не нажил. Екатерина II жестко боролась со злоупотреблениями среднего чиновничества, предоставляя безграничные возможности для казнокрадства только высшим сановникам. Иван Никифорович был, однако, честен и сам по себе и, вероятно, не стал бы воровать и без правительственных указов. Состояние он имел круглым счетом в девяносто душ в сельце Федоркове и деревне Назарове (но все пополам с родней), да за женой, дочерью соседа капитана Кочугова, взял сельцо Сущево в двадцать душ, оцениваемое со всеми угодьями всего в тысячу рублей. Прасковья Васильевна была женщиной простой и бережливой, поэтому достатка хватало и на себя, и на содержание мотоватых сыновей Никифора и Сергея, а также дочери Катерины, вышедшей впоследствии за соседа, такого же бедного помещика, капитана Ефима Ивановича Палицына. В губернии Грибоедовы пользовались всеобщим уважением и за свои достоинства, и как старожилы Владимирской земли. В 1792 году род Грибоедовых внесли в «Алфавитный список дворянских родов Владимирской губернии», в VI часть, куда записывались только древние, благородные семейства. Сделано это было из чистой любезности к Ивану Никифоровичу, поскольку документально подтвердить свою родовитость он не смог. Департамент Герольдии при Сенате не признал древность его рода (и несправедливо: потом нашлись доказательства правоты притязаний Ивана Никифоровича), но, собственно говоря, в Российской империи происхождение не имело значения.
Дед нашего героя по матери, Федор Алексеевич Грибоедов, прожил жизнь богато и счастливо. Он родился в обширном, хотя старомодном поместье своего двоюродного деда Герасима, и здесь же получил начатки знаний под руководством провинциальных учителей. Пятнадцати лет он вступил, по примеру отца, в лейб-гвардии Преображенский полк (как и его сверстник Иван Никифорович, но знакомы они почти не были). Дворяне той поры еще не научились обходить указ об обязательном вступлении в службу рядовыми и не записывали детей в полки с малолетства (а то и до рождения), желая доставить им офицерское звание к началу действительной службы. Несмотря на это, Федор Алексеевич в казарме почти не жил, а был отпущен домой для совершенствования в языках и науках. Отец не позволил ему лениться и проводить все дни в безделье или на охоте. Юноша выучил французский и немецкий языки, полюбил чтение, живопись и музыку. Федор Алексеевич был по натуре человек веселый и общительный, но в нем рано проявилось какое-то врожденное достоинство, основанное на просвещенности и уверенности в себе. В шестнадцать лет он стал владельцем двух тысяч душ крепостных, пяти тысяч десятин полей и лесов, озер и рек (братьев у него не было, только сестра Анна, замужем за коллежским прокурором Волынским), и, несмотря на происки дядьев, твердо расположился в Хмелитах, будучи уверен в незыблемости своих прав и внушая ту же уверенность губернскому и столичному судейству. Он занялся переустройством вотчины на новый лад и проявил редкие по тем временам хозяйственные способности.
Дом в Хмелитах, подновленный изнутри Герасимом Григорьевичем и еще крепкий, Федору казался нелепым и неудобным. Поставлен он был в очень неудачном месте усадьбы, с видом на огород и скотный двор. В конце семнадцатого века такое местоположение считалось разумным - службы требовали хозяйского пригляда. Но в восемнадцатом веке домовитость ценилась ниже изящности. Федор Алексеевич велел снести дом, а заодно и старую церковь полковника Семена Грибоедова. Огороды и хлева убрали с глаз, и десять лет крепостные мастера вели строительство новой усадьбы. Во время работ хозяин бывал в Хмелитах наездами летом, поскольку должность требовала его присутствия в городе. В те времена в поместьях жили одни старики да порой жены с малолетними детьми. Федор Алексеевич женился на дочери богатого соседа Ивана Игнатьевича Аргамакова, старого друга отца, и его жена с сыном и четырьмя дочерьми в летние месяцы могла останавливаться в родительском доме, пока свой был еще не достроен.
К 1759 году барский особняк, флигели и Казанскую церковь в Хмелитах завершили и отделали. А в 1762 году Федор Алексеевич несказанно обрадовался манифесту преемника Елизаветы Петровны Петра III о праве дворян служить или не служить по своему усмотрению. Дворянство было столь осчастливлено полученной вольностью, что собиралось поставить императору статую из чистого золота. Но не начали еще сбор денег, как Петр III был свергнут своей женой Екатериной и убит по ее невысказанному желанию. С переменой власти русское дворянство ничего не потеряло - напротив, оно вступило в золотой век своего существования.
Федор Алексеевич дослужился до чина гвардейского капитан-поручика и вышел в отставку классом выше, как было принято, к тому же переведясь из гвардии в армию и став, таким образом, бригадиром. Несколькими годами позже бригадир был осмеян в одноименной комедии Фонвизина, да так жестоко, что император Павел совсем отменил этот чин, вычеркнув его из Табели о рангах. Федор Алексеевич, однако, не походил на фонвизинского служаку, неизмеримо превосходя его умом, обширными знаниями и веселостью. Способности, вкус и характер хозяина ярко отразились в новом доме и парке, созданных домашними архитекторами. Хмелиты превратились из заурядного имения в великолепный, почти дворцовый ансамбль - островок обдуманной красоты среди незатейливой простоты деревенских окрестностей.
Русская усадьба - явление исторически позднее. Италия, Франция, Германия и Англия поочередно развивали и совершенствовали искусство садоводства, подхватывали друг у друга идеи, преобразовывали их и воплощали в великих творениях стиля барокко, рококо и ренессанса. Парки итальянских вилл, парки Версаля и Фонтенбло, Гринвича и Виндзора, Сан-Суси и Людвигсбурга прекрасны и несхожи, и все какой-то одной стороной восходят к идеалу, сложившемуся еще в Древнем Риме. Безупречный античный вкус требовал благородной простоты насаждений; деления парка на цветник, участок для пеших прогулок и отдаленную часть для катания на лошадях и в экипажах; соотнесения сада с архитектурой зданий и с окружающей местностью. Три части парка должны были быть различны по устройству, но художественно едины; окрестные виды вписаны в пейзаж, расширяя горизонт; и все это достигнуто без жестокого насилия над природой, без вычурностей и избытка украшательств.
Ни одна европейская страна не воплотила античный идеал. Итальянцы питали склонность к излишней декоративности и не допускали природной естественности линий. Французы боготворили симметрию и не желали замечать окрестностей, по возможности уничтожая их. Лучшим местом для парка они считали бесплодную гладкую равнину, где ничто не бросалось в глаза. Голландцы холили цветы и деревья в кадках, начищали до блеска изразцовые дорожки в садиках и не задумывались о цельности художественного впечатления. Англичане ввели в моду естественный стиль, любили обширные зеленые газоны со стадами оленей, но в порыве усердия искривляли даже от природы ровные участки. Немцы соединили лучшие достижения Англии и Франции, но утяжелили их безвкусной пышностью и ненужной грандиозностью.
Россия оказалась в выгодном положении. Создатели русских парков обладали многими преимуществами. Над ними не тяготели национальные традиции, ибо таковых не было. Они располагали средствами и временем, ибо труд крепостных был бесплатным, а время в избытке. Они обладали вкусом, развитым изучением великих произведений искусства всех стран и эпох. Они не считали совершенным только то, что создано на их родине и в их время, как полагали, например, французы семнадцатого или итальянцы пятнадцатого века. Россиянам похвалиться было нечем, и они охотно и пристально изучали достоинства других культур. Наконец, они не были склонны к чрезмерностям и детальности, которые появляются в период упадка какого-либо стиля, ибо русский стиль еще только зарождался.
В середине восемнадцатого столетия в России появились парки. Они соединили особенности итальянских, французских, английских садов, возвышенные до уровня, неизвестного древним, и связали их в единое целое благодаря античным принципам, не использованным итальянцами, французами и англичанами. Парки императорских резиденций в Павловске, Гатчине, Царском Селе бесподобны. А за ними тянулись дворянские усадьбы по всей России.
Хмелиты считались одним из красивейших поместий страны. Здесь все сулило отраду и покой во вкусе прихотливого восемнадцатого века. Восточные окна дома смотрели в цветник, где глазу приятно было останавливаться на веселой пестроте клумб, белизне мраморных статуй и зелени постриженных изгородей. За цветником начинался регулярный сад, неприметно понижавшийся к большому пруду, предназначенный для пеших прогулок и праздников под открытым небом. Пышные кринолины модных платьев требовали широких дорожек, где дамы могли бы разминуться, не сбив кружевной отделки юбок. Такой сад создавала не фантазия художника, а ножницы садовника. Здесь не было ни красивых видов, ни разнообразия красок. Растения превращались в элементы архитектуры: липовые аллеи играли роль коридоров, квадратные лужайки, очерченные аккуратными живыми изгородями, заменяли комнаты; кусты, превращенные в пирамиды и шары, несколько украшали садовый интерьер. Царство стриженой природы было бы нестерпимо, если бы не оживлялось благоуханием сирени и жасмина. Белая, розовая, лиловая сирень цвела повсюду вокруг дома и в парке. В начале лета Хмелиты были прекрасны. Но сирень отцветала - и однообразие зелени разбивалось только блеском воды в прудах и разными садовыми затеями: гротами, руинами, мостиками. Французский парк, лишенный нарядной толпы, казался пустым и унылым даже в солнечный день, а под дождем и вовсе являл собой безотрадное зрелище.
Более отдаленная часть парка радовала величиной и прелестью. Естественная красота природы не нуждалась здесь в украшениях. Сочетание цвета листвы, рисунка крон, игра света и тени на открытых и заросших участках создавали плавную смену пейзажных картин, открывавших вид на цветущие луга, склоны ближних возвышенностей и оврагов. Пение птиц, шум леса, запах свежескошенных трав дополняли удовольствие от поездок по парку. Человеческая рука словно бы не касалась этих мест. Извилистые дорожки, похожие на лесные тропы, петляли среди кустов и тенистых рощ, пересекали солнечные полянки среди раскидистых деревьев. По ним легко и мягко было скакать верхом или катиться в коляске.
Посыпанная песком аллея рассекала парк от въездных ворот до цветника, проходила по мостику над прудовой протокой и подводила к самому дому, по стилю похожему на творения придворного архитектора Растрелли. Стены были по последней моде отделаны белой лепниной на голубом фоне. Монотонность фасада перебивалась эффектной овальной лестницей, вводившей прямо на второй этаж в парадный зал с зеркальным расписным сводом.
Главный дом продолжали два флигеля, соединенных с ним светлыми галереями. От двора к западу тянулся ровный травяной газон, обрамленный оградой, в конце которого стояли еще два флигеля, а за оградой - новая Казанская церковь. Здесь парк обрывался над красивым мягким косогором - внизу лежала долина Вязьмы; цепочка прудов извивалась по широкой равнине среди плакучих ив и ракит, а за деревней, куда хватал глаз, расстилались пойменные луга, поля, стояли живописные рощицы, и горизонт скрывался в дымке смоленских лесов.
Дом был устроен роскошно и модно. Комнаты парадной анфилады были отделаны под мрамор и украшены печами в голландских изразцах, зеркалами, милыми статуэтками дрезденского и севрского фарфора, тщательно подобранной мебелью и восточными коврами. Всего в доме насчитывалось до пятидесяти помещений, включая картинную галерею, библиотеку и театр во втором этаже южного флигеля. Собрание живописи и книг составилось не усилиями многих поколений владельцев, а единовременной закупкой всей коллекции. Но что же делать, если предки не имели склонности к изящному?
Их трудно за это осуждать. Даже в середине восемнадцатого века выбор картин и книг был делом нелегким, хотя расцвет художественных школ многих европейских стран пришелся на семнадцатый, а то и пятнадцатый век. Что мог отобрать Федор Алексеевич для своей галереи? Русские художники уже лет тридцать как рисовали портреты, но в провинции их творчество удручало, а лучшие мастера увековечивали только императорскую семью и столичную знать. Ближайшие соседи россиян - поляки - были умелыми, но безжалостными портретистами, прорисовывали каждую морщинку престарелых красавиц и каждую бородавку на вельможных носах. Художники из дальних европейских стран приезжали изредка только в Петербург, по приглашению императоров.
Картины старых мастеров тоже трудно было подобрать - не всё, созданное прежними эпохами, нравилось в восемнадцатом веке. Голландцы, любезные сердцу Петра I, изображали простенькие речные виды, чистенькие городские комнаты и пьяные драки в кабаках. На стенах помещичьего дома эти картины выглядели заурядно и не привлекали внимания: серый полузимний пейзаж и подгулявшие мужички не представляли в России чего-то удивительного. Фламандцы писали роскошные натюрморты с устрицами и пузатыми бокалами, воспевали изобилие рыбных и фруктовых лавок. Эти полотна были приятнее глазу русского дворянина - а все ж сюжет малоувлекательный. (Мы, конечно, не говорим о шедеврах Рубенса, Рембрандта и Ван Дейка, недоступных провинциалам и украшавших только стены императорского Эрмитажа.)
Немцев и англичан не стоило принимать во внимание, а творения великих итальянцев остались в далеком прошлом, были редки и совершенно недосягаемы даже для императоров. В картинах испанцев величавость и возвышенность не искупали глубоко католического духа, настораживавшего приходского священника. С его мнением можно было не считаться, но вдруг бы он навлек на хозяина гнев какой-нибудь престарелой богатой тетушки?
Оставались французы. Но сюжеты их картин были часто неприемлемы в семейном доме: изображения обнаженных старческих тел или тел, заживо растерзанных и освежеванных, за пределами Франции никого не привлекали. Батальные полотна Лебрена, живописца Людовика XIV, были эффектны, несмотря на неразборчивую мешанину коней и людей, но - при длине шагов в тридцать - не влезали ни в один дом и даже в Лувре помещались с трудом.
Хмелитскую коллекцию составили в основном мифологические сцены и пейзажи с руинами третьестепенных итальянцев и второстепенных французов, из тех, под чьими картинами стоят подписи «Неизвестный художник. Портрет неизвестного». Эти же полотна висели в залах Петергофа и Ораниенбаума, но в оригиналах. А у Федора Алексеевича многое было в копиях, рисованных крепостными живописцами с полотен из коллекций богатых вельмож. Плохо обученные мастера знали живопись только по виду, в анатомии и перспективе не разбирались, но бывали прекрасными копиистами, так что подслеповатые хозяева не отличали их работу от подлинника.
С литературой дело обстояло еще хуже. Конечно, в библиотеке Хмелит стояли древнегреческие и латинские авторы (большей частью в переводах на французский); великие французские классицисты - Корнель, Расин, Мольер, Лафонтен, Ларошфуко; не великие, но приятные гривуазные авторы французского Регентства - Кребийон-сын, Мариво. Были и недавно изданные сатирические и весьма фривольные на первый взгляд сочинения Вольтера, Дидро, англичан Филдинга и Ричардсона (тоже в переводах на французский). Но писатели, которых сейчас почитают великими, еще не родились, лучшие достижения научной и художественной европейской литературы были делом отдаленного будущего.
Впрочем, существовала русская литература. Ломоносов и Сумароков вызвали из небытия российское стихосложение. К сожалению, поэты следовали убеждению, объявленному их внуками ложным, что поэзия должна быть понятна только посвященным. Очень поучительно читать примечания Антиоха Кантемира, в которых он простым языком объяснял собственные стихи своим же современникам («пойло из Индии» - кофе или шоколад и т. д.). Его последователи продолжали нарочито усложнять язык возвышенных од и нравоучительных басен, и потомкам казалось, что такова и была речь предков. Потомки не брали на себя труд продираться сквозь тягостный стиль - и голос восемнадцатого века не дошел до людей века девятнадцатого. И очень напрасно. Ломоносовские стихи ясны и просты, несмотря на некоторые искажения слов:
Шумит с ручьями бор и дол,
Победа, росская победа!
Но враг, что от меча ушел,
Боится собственного следа…
Царей и царств земных отрада.
Возлюбленная тишина,
Блаженство сел, градов ограда,
Коль ты полезна и красна!
В 1739 или 1747 годах эти быстрые строки читались с удовольствием. Но важен не только звук, но и смысл. Ломоносов и Сумароков были достойнейшими людьми, воистину благородными. О первом не стоит и говорить: какой русский человек не слышал о его невероятной жажде знаний, о его заслугах перед российской наукой и словесностью! Он писал для царей и часто о царях, но не ради наград и почестей. Никто не был более него независим в делах и суждениях, разве только Сумароков. Тот не склонялся ни перед монархами, ни перед общественным мнением: развелся с женой, фрейлиной Екатерины II, и женился, именно женился, на крепостной! Кто бы из самых смелых либералов девятнадцатого века решился на подобный поступок?!
Из книги Вернадский: жизнь, мысль, бессмертие автора Баландин Рудольф КонстантиновичПРЕДКИ Род Вернадских не был знаменит. По некоторым сведениям, литовский шляхтич Верна сражался в войске гетмана Хмельницкого против польского господства. Потомки Верны (Вернацкие) обосновались в Запорожской Сечи.Благосостояние семьи матери Владимира Ивановича,
Из книги Аполлон Григорьев автора Егоров Борис ФедоровичПРЕДКИ Родословная нашего героя весьма туманная. Сам Григорьев знал предков только на уровне родителей своих родителей. О деде по отцу он в замечательных мемуарах «Мои литературные и нравственные скитальчества» писал так: «Пришел он в Москву из северо-восточной стороны
Из книги Ван Гог автора Азио ДавидПредки Если отец Ван Гога, пастор Теодорус, был человеком малозаметным, семью его нельзя назвать заурядной. С конца XVII века Ван Гоги чаще всего были пасторами, торговцами произведениями искусства и волочильщиками золотой проволоки (в XVIII веке). И чаще всего добивались на
Из книги Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946 автора Ломоносов Дмитрий БорисовичПредки В Польше, Германии и даже в бывшей нашей Прибалтике мне приходилось видеть тщательно ухоженные участки на кладбищах, хранящие память многих поколений. И в нашей несчастной стране, до того как в XX веке ее народы были перемешаны революциями, погромами, Гражданской и
Из книги Путь теософа в стране Советов: воспоминания автора Арманд Давид ЛьвовичПредки Арманды Давид Арманд - студент-электрик. Москва, 1926Мой пра-пра-прадед, первый предок по мужской линии, о котором до меня дошли сведения, Поль Арманд был зажиточным нормандским крестьянином. Он жил в конце XVIII века и сочувствовал роялистам, а может быть и участвовал
Из книги Музыка и медицина. На примере немецкой романтики автора Ноймайр АнтонПредки Тумповские Теперь надо рассказать о предках моей матери. Их история коротка: до меня дошли сведения только о четырёх поколениях - вместо шести со стороны отца.Мой прадед - Лейб-Мейер-Борух-Давид Тумповский (которому я обязан происхождением моего имени) родился в
Из книги Ахматова без глянца автора Фокин Павел Евгеньевич Из книги Цветаева без глянца автора Фокин Павел ЕвгеньевичПредки Анна Андреевна Ахматова:Назвали меня Анной в честь бабушки Анны Егоровны Мотовиловой. Ее мать была чингизидкой, татарской княжной Ахматовой, чью фамилию, не сообразив, что собираюсь быть русским поэтом, я сделала своим литературным именем. <…>…В семье никто,
Из книги Пушкин без глянца автора Фокин Павел ЕвгеньевичПредки Марина Ивановна Цветаева. Из письма В. Н. Буниной. Кламар, 24 августа 1933 г.:Узнала об отце прадеда: Александре Бернацком, жившем 118 лет (род. в 1696 г., умер в 1814 г.), застав четыре года XVII в., весь XVIII в. и 14 лет XIX в., т. е. всего Наполеона! Прадед - Лука Бернацкий - жил 94 года.
Из книги Из пережитого. Том 1 автора Гиляров-Платонов Никита ПетровичПредки Александр Сергеевич Пушкин:Мы ведем свой род от прусского выходца Радши или Рачи (мужа честна, говорит летописец, т. е. знатного, благородного), выехавшего в Россию во время княжества св. Александра Ярославича Невского. От него произошли Мусины, Бобрищевы, Мятлевы,
Из книги Клеопатра. Любовь на крови автора Громов Алекс БертранГЛАВА II ПРЕДКИ Я упоминал о селе Черкизове. Это было второе родное гнездо, не мое, но нашего рода. Длинный ряд княжеских каменных домов, почти на версту в длину, разнообразной, но замечательно изящной архитектуры, и притом расположенных со щепетильной симметрией, а впереди
Из книги Гоголь без глянца автора Фокин Павел ЕвгеньевичПРЕДКИ КЛЕОПАТРЫ История Египта уходит в безмерную даль тысячелетий, но предки Клеопатры появились здесь всего лишь за два с половиной века до ее рождения. Она принадлежала к династии Лагидов, чьим родоначальником был Птолемей, сын Лага - один из диадохов,
Из книги Блок без глянца автора Фокин Павел ЕвгеньевичПредки Всеволод Андреевич Чаговец (1877–1950), исследователь биографии Гоголя. По бумагам семейного архива:Из послужного списка Афанасия Демьяновича Гоголя видно, что он родился в 1738 г., а уже в 1757 г. вступил на службу, сперва в полковую миргородскую, а в следующем же
Из книги Лермонтов без глянца автора Фокин Павел ЕвгеньевичПредки БлокиАлександр Александрович Блок. Из «Автобиографии»:Дед мой – лютеранин, потомок врача царя Алексея Михайловича, выходца из Мекленбурга ‹…›. Женат был мой дед на дочери новгородского губернатора – Ариадне Александровне Черкасовой.Софья Николаевна
Из книги Бунин без глянца автора Фокин Павел ЕвгеньевичПредки ЛермонтовыПавел Александрович Висковатов:Фамилия шотландских предков нашего героя сохранилась и до сих пор в Шотландии, в графстве Эдинбург, где живут Лермонты в поместье Дин (Dean). По шотландским преданиям, фамилия Лермонтов восходит к XI веку. В это время
Из книги автораПредки Иван Алексеевич Бунин:Рождение никак не есть мое начало. Мое начало и в той непостижимой для меня тьме, в которой я был от зачатия до рождения, и в моем отце, в матери, в дедах, прадедах, пращурах, ибо ведь они тоже я .Вера Николаевна Муромцева-Бунина:Алексей
Фёдор Акимович (Иоакимович) Грибоедов (около 1610 - 1673, Москва) - русский государственный деятель, думный дьяк Казанского дворцового и Разрядного приказов, писатель.
Член комиссии, подготовившей Соборное уложение 1649 года. В 1669 году по поручению царя Алексея Михайловича составил апологетическую «Историю о царях и великих князьях земли Русской», в которой обосновывались права Романовых на российский престол.
Биография
Происхождение и ранние годы
Фамилия Грибоедовых встречается в документах начиная с XVI века. В 1607 году Михаил Ефимович Грибоедов был награждён царём Василием Шуйским за то, что «много дородства и храбрости, и кровопролитие, и службу показал». В 1614 году царь Михаил Фёдорович пожаловал тому же Грибоедову несколько деревень в Вяземском уезде, включая знаменитую Хмелиту, «за его многие службы… в нужное и во прискорбное время… против врагов наших, польских и литовских людей, которые до конца хотели разорить государство Московское и веру христианскую попрать, а он, Михайло, будучи во московской службе, противу тех злодеев наших стоял крепко и мужественно, голод, и наготу, и во всём оскудение, и нужду всякую осадную терпел многое время, а на воровскую прелесть и смуту ни на которую не покусился».
Существуют две основные версии происхождения Фёдора Грибоедова. Согласно одной из них, он являлся потомком польского выходца или «полоняника» Яна Гржибовского. В литературе встречаются указания на то, что Фёдор был его сыном и, соответственно, носил отчество Иванович. Эта точка зрения зафиксирована в ЭСБЕ, но не представлена в позднейших справочниках. Между тем перепись Москвы 1620 года называет «государынина сына боярского» Акима (Якима) Грибоедова, имевшего «у Покровских ворот, идучи в город, налеве» большой двор в длину тридцати и в ширину двенадцати сажен. Под «государыней» подразумевалась мать ещё не женатого царя Михаила - Великая старица Марфа. Двор Грибоедовых был отмечен также в московской описи 1629 года и в росписном списке 1638 года.
Первые сведения о службе «подьячего Федьки Грибоедова» восходят к 1628 и 1632 годам. Во время Смоленской войны он находился в армии боярина Михаила Шеина. В должности подьячего Приказа Казанского дворца Грибоедов в 1638 году был послан «для золотой руды» . Его имя упоминается и в других документах приказа: например, в «справленной» им грамоте Михаила Фёдоровича курмышскому воеводе Фёдору Философову от 23 августа 1639 года. В декабре 1646 года Грибоедов числился уже «старым подьячим» с поместным окладом в 300 четвертей и денежным в 30 рублей. В 1647 году он находился «на государевой службе» в Белгороде, затем вернулся в Москву.
Участие в составлении Соборного уложения
В начале 1648 года Грибоедов был в Ливнах при боярине князе Никите Одоевском - своём бывшем непосредственном начальнике. Летние события в Москве подтолкнули правительство к созданию нового свода законов. Для этого «государева и земского великого царьственного дела» 14 июля была образована комиссия, председателем которой стал Одоевский, а одним из членов - Грибоедов. Чиновникам поручалось собрать из разных учреждений, сверить и систематизировать все законодательные материалы, накопившиеся со времён Уложения 1607 года. Шведский дипломат Карл Поммеренинг 18 октября в донесении королеве Кристине сообщал о работе комиссии:
Вопросы, на которые «в судебниках указу не положено, и боярских приговоров на те статьи не было», Одоевский с сотрудниками должны были «изложити… общим советом» и «в доклад написати» . Приветствовались и оригинальные предложения, если они были угодны царю: так, 9 ноября Грибоедов выступил с идеей «отобрать на государя» все вотчины, приобретённые церковью с 1580 года, а земли эти «роздать по разбору служилым людям, безпоместным, и пустопоместным, и малопоместным дворянам и детям боярским». Проект встретил закономерное сопротивление духовенства и в Соборное уложение не вошёл, хотя и был поддержан посадскими людьми. За участие в кодификационной работе Фёдор Акимович 25 ноября получил чин дьяка, с удвоенными поместным и денежным окладами. Подготовленный проект Уложенной книги комиссия представила на обсуждение Земскому собору, дополнившему и переделавшему многие статьи. Известна челобитная присутствовавших на соборе гостей Васильева, Венедиктова и Щипоткина с жалобой на дьяков Леонтьева и Грибоедова: «… Они, Гаврило и Фёдор, хотя… гостей затеснить, написали в Уложенной книге после всех чинов людей последними людьми, а свой чин написали выше… гостей многими месты». Требование купцов изменить порядок, в котором перечислялись сословия, было удовлетворено. 29 января 1649 года Грибоедов, наряду с другими дьяками, «закрепил своим рукоприкладством» подлинник Уложения и т. н. «Опись поправкам». С этих текстов в дальнейшем были напечатаны два тиража для рассылки в приказы и города.